121 
Секс был ничего. Не потрясающий. Если начистоту, скорее, вполне заурядный. Как там поется в старой песне? «Уж нету страсти, уж нету страсти, в твоих руках, в твоих глазах… Уж нету страсти».
Прикрыв за собой дверь спальни, она босиком протопала на кухню, включила чайник.
Что ж, она все для себя решила. Их отношениям пришел конец. У нее, во всяком случае, на этот счет сомнений не было.
– Мне нужно ненадолго смотаться в Нью-Йорк, – сообщил Джек племяннице. – Ты можешь на это время выписать сюда подружку?
– Когда?
– Чем быстрее, тем лучше.
Она задумалась: кого бы пригласить? Получалось, что некого. Нет, конечно, в школе клевые девчонки были, но как-то ни с кем из них она не сблизилась. Если у нее когда и был друг, так это Эдди, но после дурацкого приема у Силвер, когда он примкнул к толпе мамашиных фанатов, она как-то потеряла к нему интерес.
– Кого-нибудь притащу, – пообещала она. – Когда хочешь ехать?
– Ну, например, завтра? Она кивнула.
– Отлично.
А сама подумала: и ничего страшного, вполне могу поторчать здесь одна.
– Тогда порядок. Я всего-то на пару дней. Пожить немного одной – эта мысль ей понравилась.
Может, она свистнет Эдди, и они немного порепетируют. Все их последние опусы были полной лажей. То ли он, то ли ей надоело горланить рок-н-ролл.
Дядя Джек так ни одной ее кассеты и не слышал. Во, блин! Ну он-то все равно чувак клевый, по крайней мере, она ему не безразлична, не то что родимой матушке.
Однажды, когда она станет богатой и знаменитой, когда на нее не будут смотреть, как на малое дитя, она явится пред ясные очи Дражайшей Силвер и о многом ее спросит.
Например: Кто мой отец?
Например: Почему я для тебя не существую?
Например: Почему ты взяла и выпихнула меня из своей жизни?
На душе стало горько и муторно. Что за хренота, почему она не имеет права знать, кто ее отец?
Марк выплыл из спальни в четверть десятого, включив свое взъерошенное очарование на полную мощность.
Джейд сидела на кухне, в джинсах и рубашке, закинув ноги на стол, она смотрела по телевизору очередной сериал. Рядом стояла чашечка черного кофе, в пепельнице дымилась сигарета (ее новая привычка). Она думала о Кори. Во время ленча и он, и она чувствовали себя не лучшим образом, и теперь, все переварив и взвесив, она понимала, что должна ему позвонить.
– Доброе утро, милая дама, – сказал Марк, наклоняясь ее поцеловать. На нем было только туго завязанное на поясе розовое банное полотенце – не самый лучший наряд при его худосочной фигуре. И руки, как две сучковатые палки.
– Привет.
Она попыталась дружески улыбнуться. Но, конечно же, не получилось – скрывать свои чувства она не умела никогда.
– Что случилось? – спросил он, мгновенно учуяв, что ей как-то не по себе.
Вперившись в него взглядом, она сказала:
– Между нами все кончено, Марк. На сей раз – навсегда.
Он решил пока на ее заявление не реагировать.
– Почему ты куришь? – строго спросил он. – Ты ведь давно бросила.
– Как Фиона? – спросила она. – Огорчена из-за развода?
Он обдумал ее вопрос. Марк не дурак: поймать себя в ловушку не позволит.
– У нее очень сильный грипп, – объяснил он серьезно. – И уже долго тянется. Едва не перешел в воспаление легких.
– Сочувствую.
– Да, случай не из легких. Естественно, поднимать вопрос о разводе я не мог.
– Естественно.
Он глубоко вздохнул.
– Ты поэтому на меня гневаешься?
О-о, эти утонченные англичане. «Гневаешься». Как изящно!
– Я думала, о твоих бракоразводных планах Фионе известно, – честно сказала она.
– В следующий же приезд домой я ей скажу.
– Когда это будет?
– Очень скоро.
– Надеюсь, что не из-за меня.
Он присел рядом с ней, при этом полотенце немного распахнулось, и взору ее на секунду предстали его аристократические ядра, колыхнувшиеся, как парус на ветру.
– Я все ей скажу, дорогая моя Джейд. И мы с тобой поженимся.
– К сожалению, есть одна неувязочка.
– Какая, радость моя?
– Такая, Марк, что finito. Прошлая ночь это доказала.
Он постучал пальцами по столу, не зная, что на это ответить.
– Ты не испытала оргазма? – спросил он наконец.
Как это на него похоже! Поменять тему, увильнуть.
Мужчина, называется.
– Секс был замечательный, – соврала она. – Неужели ты не понимаешь? Это не играет никакой роли. Ты и я – это уже история.
– Ни за что, – возразил он непреклонно.
121 
