Но... читается легко и любовь-морковь
99 
Саймон встал в девять. Он вернулся домой в десять минут пятого. Короткого сна было явно недостаточно, поэтому он все еще чувствовал усталость. Однако это не мешало ему оценить нелепость всего происшедшего, той суеты, в которой он пребывал, начиная с первой встречи с Калли под дулом пистолета.
Удивление сменилось раздражением, потом слепой влюбленностью. И далее — гнев, удовольствие и смятение. И все это повторялось снова и снова, по кругу.
Временами он страстно желал расстаться с Калли, но при этом сам же день ото дня все больше привязывал ее к себе. Он хотел бы, чтобы она ушла, и вместе с тем — чтобы никогда не уходила. Мечтал освободиться от нее и жаждал удержать так близко, чтобы ничто в мире не могло их разлучить.
В итоге он пришел к заключению, что как бы долго он ни скрывал свои чувства, придется признаться хотя бы самому себе — он влюблен в Каледонию Джонстон.
Она, конечно, считает, что он ее ненавидит. Откуда ей знать, что он притворяется, будто его раздражает ее упорство? И откуда ей знать, что он делает это только для того, чтобы обеспечить ей безопасность и удержать вдали от Филтона?
Рассказать о Роберте и Джеймсе было нелегко, но Калли имела право услышать правду о Ноэле Кинси. В конце концов, благодаря этому она поверила, что примет участие в его уничтожении. Будь оно проклято, то признание! Та правда — трусливая, но необходимая.
Он хорошо изучил Калли, и она подтвердила правильность его выводов. Ее не удовлетворяли никакие объяснения, пока он не рассказал ей о Робертс и Джеймсе. Это внезапное открытие вызвало у нее замешательство, но прошло не более нескольких минут — и куда что девалось! Она вновь стала предлагать ему свою помощь в уничтожении Филтона.
Смелая, решительная, наивная и беззащитная. Настоящий клад!
И вот теперь, после всех споров, насмешек, уроков флирта, поцелуев и смущения, эта девушка сама просит его о помощи.
Саймон находил эту перемену довольно милой, так как она указывала на то, что у них еще остается надежда. Разумеется, если они когда-либо развяжутся с Ноэлем Кинси. А Саймон планировал сделать это, и к тому же с такой быстротой, чтобы ошеломить противника.
— Саймон, вы еще слушаете меня? — спросила Калли, так как он стоял у каминной полки в гостиной и смотрел вдаль, погруженный в свои мысли. — Я понимаю, у вас нет никаких причин помогать мне. И вы, вероятно, думаете — хоть бы она уехала и утонула в какой-нибудь канаве. Но я не осуждаю вас, честное слово. С самого начала я не доставляла вам ничего, кроме беспокойства, не одним, так другим.
— Да, и весьма сильного беспокойства, Калли, — заметил Саймон. И как еще совсем недавно он мог считать, что она всего лишь ребенок? Перед ним стояла женщина. Прекрасная, волнующая, желанная. И эта женщина знала, что она с ним сделала. Вероятно, она даже догадывалась, что он лишился сна с тех пор, как первый раз ее поцеловал. По всем правилам им следовало сесть рядом и повести долгий разговор. Или, возможно, короткий — с последующим долгим поцелуем.
— Прошу вас, не перебивайте меня, Саймон, — сказала Калли, сердито сверкая глазами. — У нас мало времени, папа с Джастином и сквайром едут из Палтини. Они могут быть здесь с минуты на минуту. Вчера вечером я им лгала, и обман прошел вполне успешно. Сейчас нам предстоит новая встреча, и нужно подать эти прошедшие несколько недель как-нибудь помягче, чтобы наша история выглядела благопристойно. Если вы не в состоянии неволить себя заботой обо мне, подумайте о Лестере. Сделайте это для него, Саймон, — и я уйду. И обещаю вам, что больше никогда у вас ничего не попрошу. Я знаю, мои родные не увезут меня, не встретившись с вами. Они захотят поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали. Но так как они решили остаться в городе на неделю, мы все должны лгать единообразно. Вы не можете этого не понимать, не так ли?
Саймон посмотрел на нее — она была в очаровательном лавандовом платье — и приложил все силы, чтобы не дать ей увидеть чувства, отразившиеся у него в глазах. Калли говорила правду — она больше беспокоилась о Лестере, нежели о себе. Неуверенная, немного взволнованная, слегка утратившая душевное равновесие, такая она нравилась Саймону больше, и это создавало предпосылки для немаловажных перемен. «Я довольно подлый человек, если думаю таким образом», — решил он.
— Мисс Джонстон, я весь внимание, — официальным тоном заявил он и наклонил голову в ее направлении. — Я к вашим услугам. И уверяю вас, в полной мере сочувствую Лестеру, поэтому я буду помнить о его травмированной руке, которая вполне успешно заживает. Выяснилось, что, к счастью, это вовсе не перелом, а только сильное растяжение связок. В противном случае бедному мальчику пришлось бы держать руку на перевязи еще две или три недели. — Что еще?
99 
