— Когда их оставляют в покое, мадам? — повторил Грегори. — Тогда зачем вы здесь?
— Чтобы кто-нибудь более опытный следовал линии моих волос, — сказала она, надеясь, что это был достойный ответ. Она не добавила, что думает, что тот, кто берет триста долларов за стрижку волос, и при этом процветает, должен хоть что-то делать правильно.
Грегори работал в молчании, Ханна тоже умолкла, и только смотрела, как он щелкает ножницами и возится с одной клиенткой вот уже почти два часа. И когда он закончил, она вздохнула:
— Превосходно, — сказала она. — Примите мои комплименты.
Клер поглядела на саму себя в удивлении. Ее волосы струились вокруг лица, оставляя открытыми высокие скулы и обрамляя изящные, элегантные контуры. Ее рот казался полнее, а глаза больше; она выглядела моложе, и больше напоминала Эмму.
— Мадам желает поговорить с Марго? — спросил Грегори. — Она наш мастер по косметике.
— Да, — сказала Ханна.
— Да, — как эхо, откликнулась Клер, и они перешли в комнату, всю завешанную вельветовыми шторами, с туалетным столиком, залитым светом. Марго обхватила Клер рукой за подбородок и осмотрела ее черты.
— Хорошее лицо, — объявила она. — Отличные скулы, изумительные глаза, изящный рот. Хороший подбородок. Лицо немного узковато, но Грегори смягчил это своей прекрасной работой. — Ее пальцы затрепетали, как крылышки бабочки, скользя по левой стороне лица Клер; затем она смотрела и давала инструкции, пока Клер сама применяла те же кремы и пудры на правой стороне.
— Вам не нужно совершенное изменение, — сказала Марго. — Макияж только делает более чудесным то, что уже чудесно в вас. Чуть больше — и все становится маской, и вы уже больше не вы.
Клер снова села и поглядела на себя в зеркало. Это не было совершенное изменение, но и прежней она не осталась. Все, что было смутного и непроявленного в ее лице, теперь стало заметно взгляду, более живо, и это пугало ее и причиняло ей странное неудобство.
— Вы прекрасная женщина, мадам, — сказала Марго и Клер, которая никогда не думала о себе даже как о красивой, поняла, что это правда, и что отныне ей придется и думать о себе по-другому. Я переделываю свою жизнь и даже саму себя. А потом ее заинтересовало, что скажет Эмма, когда они вернутся домой, и она; увидит, что ее мать стала выглядеть внезапно гораздо моложе и эффектнее; стала точно такой же, как дочь.
Эмма поглядела:
— Ты здорово выглядишь, — сказала она. — Он отлично поработал.
— Эмма, — заворчала Ханна. — Ты могла бы и побольше восхититься своей матерью.
— Да нет, все в порядке, — сказала Клер. — Она удивлена. Я тоже. Нам обеим надо привыкнуть к этому. Но мне нравится. По крайней мере, кажется, что нравится.
Она расслышала мольбу в своем голосе, словно она спрашивала у них, а прилично ли ей выглядеть так; стоит ли ей укладывать волосы так же завтра после того, как она их вымоет; стоит ли употреблять завтра утром всю ту косметику, что она купила, таким же образом, после того, как она снимет ее сегодня перед сном.
— Никогда не надо стыдиться того, что ты пытаешься стать настолько хорошей, насколько это возможно, — заметила Ханна. — А если будешь, тогда еще сильнее тебе придется стыдиться тогда, когда в семьдесят пять лет ты поймешь, что позволила жизни протечь сквозь пальцы и даже не попробовала… столь многого.
— Вроде чего? — спросила Эмма.
— Всех тех приключений, которые выводят нас к но-, вым путям и делают нас лучше и мудрее.
— Да, но какие именно? — настаивала Эмма. — Ты хочешь сказать — любовники? Или наркотики? Или что?
— Я не думаю, что любовники или наркотики делают нас лучше и мудрее, а ты? — спросила в ответ Ханна. Эмма нахмурилась и ничего не сказала. — Я думаю о том, как мы сами себя видим, о гордости, которую испытываем за самих себя, об опыте, который мы превращаем в часть себя, о том, как мы учим других, и о том, чему мы их учим. Я думаю о том, как мы пользуемся миром, как много мы можем понять о нем, и как много мы можем отплатить, прежде чем умрем.
— Да, но что — точно… — начала Эмма, и Клер вмешалась.
— А я думаю, что теперь нам стоит решить, что делать для того, чтобы переехать уже через несколько недель.
— Мы должны купить мебель, — сказала Ханна поспешно.
— И все другое, — добавила Клер. — Я не собираюсь брать из этой квартиры ничего, кроме одежды и книг. Нам лучше начать составлять списки; я уже так давно не переезжала, что не могу даже точно вспомнить, когда это было.