Особенно,... 
49 
— По… подожди, — выдохнул он. Продолжая обнимать Молли одной рукой, он дотянулся до тумбочки возле кровати, нащупал ящик, выдвинул его и стал шарить внутри. Пожалуйста, пусть там будут презервативы, ну, пожалуйста. Есть! Один нашелся.
Скорее же. Скорее.
Молли фыркнула. Почему он такой неуклюжий? Он взглянул на нее: она лежала, слегка приподнявшись на локтях, ее длинные ноги еще крепче сжимали его бедра. Она насмешливо улыбалась.
Доминик рванул упаковку зубами.
Она засмеялась глубоким грудным смехом, и он засмеялся в ответ… И прижал ее к себе, и она подалась вперед, принимая его, глубже, глубже.
Молли обняла его за шею, прижалась губами к его рту. Он накрыл ладонями ее груди, толкнул, а она задвигалась в такт его толчкам.
Так глубоко. Так сокровенно. Так… так необычно. Они занимались сексом. И было в этом что-то еще. Но что? Еще доверительней? Еще свободнее? Еще… еще… еще…
Она лежала на спине, он все еще был глубоко в ней, и тут Молли сделала нечто невероятное — грациозно подняла ноги и закинула их ему на плечи. Доминик впился пальцами в ее бедра, по его телу прошла огненная судорога — каждый мускул, каждый нерв отозвались на нее — и выплеснулась в Молли. Еще, и еще, и еще.
Он хотел открыть глаза и взглянуть на нее, но не смог, его переполняли впечатления. Впечатления, сила которых почти пугала.
Потянуться. Он потянулся к ней, его руки обнимали ее, всю целиком, ее колени почему-то оказались рядом с его головой. Она прошептала его имя, и он даже застонал в ответ:
— Молли… Молли…
— …Молли, — сонно пробормотал он, переворачиваясь в кровати. Его рука потянулась к ней, но нашла только пустоту. — Молли?
Он сел, моргая от ослепляющего солнечного света.
Утро. Она исчезла.
Обхватив голову руками, он упал обратно на подушки.
— Господи, Молли…
Все тело ныло. Но — приятно.
Молли сказала, что принимает таблетки, и в конце концов они махнули рукой на презервативы. Черт, что нашло на них прошлой ночью? Он помнил все как в тумане, сплетенье рук и ног, и…
На кровати. Они занимались любовью на кровати. Дважды. Он запомнил. И на полу тоже, когда свалились с кровати. И в душе, который так его освежил, что они даже не успели добраться до постели и занялись любовью прямо в кресле.
Ладони, губы… Каких только способов они не перепробовали. Все. Черт, к четырем утра они изобрели такую позу, которую не встретишь даже в «Камасутре». Хорошо, что у него в спальне нет люстры, а то они забрались бы на нее.
Но теперь Молли ушла, и он не знал, что будет с ними дальше.
Нужно ли ему обнять и поцеловать ее, когда они увидятся? Или они станут разыгрывать безразличие днем, а ночи проводить в жарких схватках? А потом она исчезнет, как и предупреждала, без слез и сожалений?
Он этого хочет?
Конечно. На сто процентов. Только это ему и нужно. Женитьба, дети, семья — о таком всегда мечтал Тони. Доминику на семейные радости наплевать, чего он никогда не скрывал.
Ему тридцать восемь; почти тридцать девять. У него карьера, спектакли — вот его настоящие дети; и этого в жизни ему вполне достаточно.
Он счастлив и полон творческих планов.
Тогда почему на тумбочке возле кровати лежит начатая упаковка «Ксанакса»?
Доминик выбрался из кровати, чтобы принять душ, и оглядел комнату. Вернее, то, что от нее осталось. Повсюду разбросаны подушки. Простыни оказались на полу, вместе с несколькими еще влажными полотенцами. Там же валялась растерзанная одежда. Он наступил босой ногой на какой-то предмет. Пуговица от рубашки.
Надо здесь прибрать до появления миссис Джонни, иначе она обо всем догадается. Экономка служила у него больше десяти лет, и расставаться с ней Доминику совершенно не хотелось.
Хотя за такую ночь ничего не жалко.
— Прекрати, — сказал он, нагнувшись, чтобы поднять с пола простыню. — Перестань болтать сам с собой, а то приедут санитары, поймают в сеть и засадят в палату с резиновыми стенами.
Он бросил простыню на кровать и направился в душ.
— Эх, что мы с Молли устроили бы в резиновой комнате…
Одевшись, побрившись и усмирив разбушевавшуюся фантазию, Доминик взглянул на часы. Пять минут двенадцатого. Он спустился вниз. Дом был пуст, на входной двери желтела записка. «Дядя Ник, мы поехали в церковь». Почерк Лиззи. Под ее округлыми буквами приписано бисерным почерком: «Эй, лежебока, ты витамины пробовал принимать? Молли».
Он скомкал записку. Витамины. Очень остроумно. Он старше ее на десять лет. Так что, если она может всю ночь прокувыркаться в постели, потом вскочить ни свет ни заря, с аппетитом позавтракать и помчаться в церковь, чему тут удивляться?
49 
