Пока Макс ехал проселочной дорогой, нарочно удлиняя путь, они говорили о картинах, мебели, серебре, фарфоре, старинном кружеве, хрустале. Стефани была поражена глубиной его знаний. Впечатление было такое, словно он всю жизнь только это и изучал.
— В библиотеке найдутся книги, которые будут тебе полезны, — сказал он. — Я составлю список.
Был уже поздний вечер, когда солнце пробилось сквозь облака и озарило крыши домов в Руссильоне, ярко высветив оранжевый, розовый, красный и бледно-желтый цвета. Прилепившиеся к крутому холму и живописно разбросанные, они выглядели разноцветными кубиками из детского конструктора.
— Здесь живет сын Робера, — пробормотала она. — Мне бы хотелось с ним как-нибудь познакомиться.
— И не надейся. Робер тщательно следит за тем, чтобы одна его жизнь не мешала другой.
Стефани улыбнулась.
— Так сколько у него таких жизней?
— Насколько я знаю, несколько.
Новые тайны, подумала она. Что только не придумают эти мужчины?
Но она не могла сердиться, во всяком случае теперь, когда ее окружала такая красота: залитые солнцем дома Руссильона, поросшие лесом холмы, поля и сады, в которых зарождалась новая жизнь, голубое небо сквозь облака и бледный серп луны. После забавной встречи с Лизой и Мари Фронтенак от ее гнева не осталось и следа. По мере того как они подъезжали к Кавайону, на душе у нее становилось все веселее и страхи улетучились. Все будет в порядке; все ее желания непременно исполнятся.
Да и Макс рядом: сидя в его машине, она чувствовала себя в безопасности и под надежной защитой, словно лежала сейчас в его объятиях. Словно полумесяц в лучах солнца, она чувствовала, что впитывает в себя его уверенность и силу и наполняется ею.
Но я не хочу быть отражением Макса. Я хочу быть самой собой.
А что, если он преступник?
О, нет, конечно нет, тут же мелькнула мысль. Он любит важничать, разозлился, когда я стала приставать к ему с расспросами, вот теперь и решил ограничиться туманными намеками, прикинуться тем, кем на самом деле не является, и попробовать вывести меня из себя. Впрочем, если бы он был преступником, они не дружили бы с Робером.
И все же она не могла проникнуться к Максу доверием. Не могла избавиться от ощущения, что, хотя он был увлекающейся, страстной натурой и, похоже, искренне любил ее, во всем его поведении чувствовалась какая-то опасность. Мысль, что он, возможно, занимается чем-то противозаконным, пришла ей сегодня в голову впервые, но не было дня, чтобы та или иная странность его поведения не наводила ее на мысль, что он подвергается опасности, либо подвергает опасности других, или то и другое вместе.
И каждый день, подумала она, он лжет ей, когда дело касается ее жизни в прошлом.
Поэтому она не доверяла ему и не любила его. То немногое сокровенное, что у нее было — несколько месяцев, которые и составляли всю ее жизнь, — она берегла для себя.
Я ведь даже не знаю, могу ли по-настоящему полюбить, пока снова не стану полноценной женщиной, подумала она. Впрочем, даже если бы и могла, кто бы это мог быть? Я же никого не знаю, но хотела бы узнать; мне так хочется узнать, что при этом чувствуешь.
Она вспомнила, как встречала Макса, когда он вернулся к ней после первой командировки. Она была уверена, что любит и хочет его, и счастлива оттого, что она его жена. Но такое ощущение было у нее всего лишь раз; больше она ничего подобного уже не чувствовала.
Значит, если я на самом деле когда-то любила его и доверяла ему, — а так и должно было быть, если я вышла за него замуж, — то теперь это прошло.
— Ты что-то совсем притихла, — сказал Макс, когда они катились по дороге, ведущей на вершину холма, к их дому.
— Столько всего, о чем нужно подумать, — неопределенно ответила она.
— Ладно, а сейчас давай подумаем об обеде. Ты не хотела бы поехать в Гу? В последний раз, когда мы были в «Бартавель», тебе там понравилось.
— Ах, очень! Да, это было бы чудесно. Хотя, если мадам Бессе уже принялась готовить обед, ехать, пожалуй, не стоит.
— Не беспокойся, я позвонил ей из Экса.
— Вот как! Значит, ты заранее все наметил?
— Мне хотелось, чтобы у нас был сегодня особенный день. Я уезжаю завтра на неделю.
— Куда?
— В Марсель и Ниццу.
— А мне нельзя поехать с тобой? Я не была в этих городах.
— Я бы с удовольствием взял тебя с собой. Так не хочется расставаться на целую неделю. Но мы бы все равно не смогли побыть вместе — у меня там встречи с утра до вечера. К тому же я хочу показать тебе эти города по-своему, когда у нас будет много свободного времени. Скоро, когда я кончу с делами и буду думать только о тебе, мы туда съездим. — Поставив машину в гараж, он выключил двигатель и прижал ее к себе. — Сабрина, я люблю тебя, ты это знаешь. Если бы я мог изменить свою жизнь и все время быть с тобой, я бы так и сделал. — Крепко обхватив ее за плечи и сжав грудь, он целовал ее, и она почувствовала, что слабеет в его объятьях. Стефани не стала противиться; это было проще, чем без конца задавать самой себе вопрос, на самом ли деле она хочет любить его, и гораздо, гораздо проще, чем сказать ему, что она еще хочет об этом подумать. Ее разгоряченное тело потянулось ему навстречу, несмотря на то, что в глубине души она оставалась холодной и отрешенной. Когда они поднимались по лестнице к нему в спальню, она твердила себе, что приходится ему женой, он заботится о ней, и она должна ему быть за это благодарна. Она понимала, тут что-то не так, но не стала задумываться; об этом можно будет подумать позже, когда он уедет.