— В Лондон можно ехать прямо сейчас. — Теперь Стефани говорила спокойно, ведь окончательное решение еще не принято. — Теперь ведь это главное, правда? Если кто-то и в самом деле станет охотиться за мной… или за тобой… или за нами…
В ее голосе слышалась тревога, но и еще что-то уже знакомое. Что-то похожее на их отношения в юности, когда они были одновременно и осторожные и нетерпеливые. Вместе с тем Стефани сейчас была странно уверена, что все получится, раз рядом Сабрина. Ведь Сабрина всегда первой ввязывалась в разные авантюры и первой же находила способ из них потом выпутаться.
— Мы найдем их, правда? Должны найти! Ты права, не могу же я всю жизнь скрываться. Я больше не переживу… если бы ты только знала, что я испытала тогда, на вершине горы, когда видела, как Макс боролся с этим типом. Я чувствовала себя такой беспомощной… Знаешь, иной раз ночью мне все это снится. Я просыпаюсь от того, что вижу себя снова на вершине Венту, а рядом — того типа, а потом — Макса, когда он говорит, что мне тоже грозит опасность… ах, мы должны выяснить, кто за всем этим стоит и… положить этому конец. А зачем мы едем в Лондон? Чтобы поговорить с Рори Карра? Можно было бы составить список людей, с которыми был знаком Макс…
Сабрина встала со своего места.
— Я позвоню домой. Они сейчас как раз, наверное, встают.
— Домой, — пробормотала Стефани. Ссутулившись, она стояла у калитки, держа в руке побег бугенвилии. Мой дом там, где Леон, мелькнула у нее мысль.
Подойдя к двери дома, Сабрина помедлила, прежде чем войти, и, оглянувшись, бросила взгляд на сестру. Та внимательно рассматривала бледно-розовые цветы бугенвилии, крепкие, несмотря на видимую хрупкость. Соперница и любовь моя, мелькнула у Сабрины мысль. Мы вдвоем сплели паутину, а теперь не знаем, как из нее выпутаться.
Глава 19
Леон довез их до аэропорта. Сабрина поднялась на борт самолета, пока сестра прощалась.
Они стояли в уголке зала, в стороне от людской толпы. Сквозь стеклянную стену проникали лучи солнца, Стефани закрыла глаза. Леон прижал ее к себе, и в его движениях была какая-то обреченность.
— Несмотря на эту безумную историю, одно остается неизменным: я люблю тебя. И буду ждать тебя здесь. Столько, сколько потребуется.
— Но не целую вечность, — пробормотала она.
Он слабо улыбнулся.
— Вечность — понятие относительное. Не знаю, насколько меня хватит. Впрочем, ты права: я не стану ждать, если окажется, что ты не можешь принять решение вернуться ко мне.
Она открыла глаза.
— Я люблю тебя, Леон. И хочу выйти за тебя замуж. Не могу представить себя вновь живущей с Гартом. Но…
— Но Пенни и Клифф. Понимаю. Они такие красивые на фотографиях. Твоя сестра показала их нам так много, что мне уже стало казаться, будто я их знаю.
— Так много, — повторила Стефани, вспомнив потрясение, которое испытала при виде крошечного альбома в кожаном переплете, который Сабрина вынула из сумочки. В нем было двадцать фотографий Пении и Клиффа, на которых они играли, делали уроки, читали, копались в саду, улыбались, корчили гримасы, принимали разные позы. На одной фотографии — Клифф стоит в заляпанной грязью футбольной форме, на другой — Пенни что-то рисует, стоя у мольберта на заднем крыльце, под навесом, на третьей — они и Гарт на велосипедах. Стефани почти не взглянула на Гарта, но не могла отвести глаз от своих детей. Неужели всего за год они так выросли? В их осанке чувствовалось внутреннее достоинство. А позы, горделивая посадка головы говорили о чем-то таком, чему она никак не могла дать определение. Она даже не узнавала вещи, которые были на них надеты. Ей хотелось защитить их, и она внимательно рассматривала каждую фотографию, пытаясь найти нечто такое, что говорило бы, что дети несчастливы или нуждаются в защите. Но тщетно. Они просто излучали благополучие, мелькнула у нее мысль: по всему видно, что им ничто не грозит, они наслаждаются жизнью и любовью родителей. Да и сам дом теперь казался ухоженнее, чем тот, что остался в памяти: он был заново выкрашен, доски на переднем крыльце — заменены новыми и заново покрыты краской, кусты — аккуратно подстрижены. Как много здесь фотографий, думала она, вновь и вновь листая альбом. Большинство родителей довольствуется одной-двумя. Но у Сабрины ведь нет детей. Или, может быть…
Прогнав эти горькие воспоминания, она поцеловала Леона и еще крепче прижалась к нему, словно боялась отпустить.