— Да. — Она внимательно посмотрела на него. Надежный друг. Надежный человек. Отхлебнув из кружки чаю, она поставила ее и сложила руки на коленях. — Сначала я должна спросить, как вас зовут.
— Вы что, серьезно?
— Да.
— Ну что ж… Робер Шалон. Мы ведь уже год как с вами знакомы.
— Спасибо. И еще. Я была бы вам очень признательна, если бы вы не прерывали меня, пока я буду рассказывать.
Он удивленно вскинул брови.
— Вы стали такой властной… С чего бы это? Впрочем, разумеется, дорогая моя, я не стану вас прерывать, если вы так хотите.
— Ну что ж… Тогда начнем. Меня зовут Сабрина Лонгуорт. Я родилась…
— Сабрина! Память вернулась к вам! О, какое нежданное счастье! Почему же вы сразу мне об этом не сказали?
Сабрина в изумлении взглянула на него. Память вернулась к вам. Почему эта мысль так и не пришла ей в голову? Теперь все понятно. Ведь это очевидно: яхта, взрыв, полученные раны… и год молчания, потому что сестра не знала, кто она на самом деле.
Но почему она решила, что ее зовут Сабрина?
Макс.
Они оба остались в живых, и он ей сказал, что ее зовут Сабрина. Сабрина… А фамилия?
— Сабрина, дорогая, пожалуйста, продолжайте. Прошу меня извинить. Я ведь обещал, что не стану вас прерывать.
Только не Лонгуорт. Было видно, что эта фамилия Роберу не знакома. Значит, фамилия у Стефани другая.
— Сабрина?
— Вы неверно меня поняли. Прошу вас, позвольте мне рассказать все до конца. Я родилась в Америке, а выросла в Европе. Жила в Лондоне, вышла замуж, потом развелась. У меня был антикварный магазин. Моя сестра вышла замуж за профессора, в Штатах, и родила двоих детей. Ее звали… зовут Стефани Андерсен, мы с ней близнецы, и именно она была на яхте вместе с Максом.
Лицо Робера застыло. Не в силах опомниться от изумления, он подался вперед, не сводя глаз с ее лица.
— Однажды, в сентябре прошлого года, мы вместе поехали в Китай и решили поменяться местами, всего на неделю. Нам обеим нужно было немного отвлечься, и мы затеяли авантюру, думая, что никто ничего не узнает и никому это не навредит. Но обман… — Она запнулась. — …обман — такая штука, что никогда не знаешь, чем он обернется на самом деле.
И она принялась рассказывать ему все с самого начала: о том, как сломала себе запястье, как узнала о взрыве на яхте, о том, как оплакивала сестру, о том, как они с Гартом страстно полюбили друг друга, как она привязалась к его детям, как дорожила связывавшей их жизнью.
— В прошлом месяце мне позвонила подруга и сказала, что видела меня в Европе. Она еще сказала… — Тут она снова запнулась. — …что это была либо я, либо привидение.
— Пожалуй, и то и другое, — произнес Робер, когда, не в силах продолжать, она умолкла.
Она кивнула. Помедлив, Робер встал, вылил в раковину остывший чай, поставил чайник вновь.
— На редкость невероятная история.
— Знаю. Она звучит фантастично, кажется, будто это не имеет ничего общего с реальной жизнью, что это выдумка. Но это истинная правда.
Он развернул два пакетика с чаем.
— Знаете, жизнь каждого из нас в чем-то фантастична, изобилует драматическими событиями. Он наполнил обе кружки. — Ваш рассказ, само собой разумеется, не вписывается в привычные рамки: настолько из ряда вон выходящую историю вы поведали. Я верю вам, и мне жаль вас — вот уж действительно, посеяв ветер, вам пришлось пожинать бурю, — но, по-моему, рассуждать на этот счет сейчас не имеет смысла. — Он сел с ней рядом. — Вы говорили о взрыве на яхте. А вы не знаете, что было до этого с вашей сестрой?
— Нет. За день до отъезда Стефани звонила мне из Лондона. Тогда мы с ней в последний раз поговорили. А на следующий день… раздался телефонный звонок… — По телу ее пробежала дрожь.
— Вы очень по ней скучаете.
— Нас очень многое связывало, у меня такое впечатление, что какая-то часть меня умерла, словно из души вырвали кусок. Я так и не смогла избавиться от этого ощущения, как бы счастлива ни была…
— Бедное дитя мое, — сказал Робер, сознавая, сколько переживаний предстоит еще обеим сестрам. Но он сказал более чем достаточно; сейчас было не время говорить что-то еще. Этой женщине еще предстояло подготовиться к встрече с ожившей сестрой.
Сабрина снова умолкла. Она была измучена, но в то же время испытывала чувство приятного умиротворения.
— С вами очень легко разговаривать.