Особенно,... 
180 
Войдя в гостиную, он присел на диван и подвинулся, приглашая сесть Стефани, но она пристроилась на подлокотнике кресла.
— Я никуда не уеду из Кавайона, Макс.
— Нет, уедешь. — Он выдержал ее взгляд, словно желая подчинить ее своей воле. — У тебя же нет никого, кроме меня. Неужели ты думаешь, что та женщина в магазине будет нянчиться с тобой до бесконечности, пока ты не овладеешь профессией? Неужели ты думаешь, что во всем городе найдется человек, которому не все равно, жива ты или нет.
— Роберу не все равно.
— Робера тут может и не оказаться.
Вскинув голову, она пристально посмотрела на него.
— Робер что, тоже уезжает из Кавайона?
— Не сейчас. Но, возможно, ему придется уехать.
— Почему?
— У него есть свои на то причины.
— А какие причины у тебя?
Подойдя к бару, Макс наполнил бокал. Стефани удивленно вскинула брови.
— Ты же не пьешь спиртного по утрам.
— А сегодня что-то хочется выпить.
— Это потому, что тебе не хочется отвечать на мои вопросы. Макс, скажи мне все, что считаешь нужным. Нельзя же все время откладывать. Я должна все знать. В том числе… — неожиданно для себя добавила она, решив вдруг, что их разговор развивается как бы по заранее написанному сценарию. — …и то, каким образом ты зарабатываешь деньги.
Судя по тому, как он искоса взглянул на нее, она застала его врасплох.
— Ты что, не веришь тому, что я говорил тебе раньше?
— Нет. Ну разве что отчасти. Но я никогда не верила, что ты рассказываешь мне все до конца. А теперь хочу, чтобы рассказал.
Выдержав паузу, он пожал плечами.
— Ну что ж… — Снова подойдя к креслу, он сел и принялся внимательно разглядывать свой бокал. — В Марселе есть один человек, который работает на меня. Он художник, великолепный гравер, который…
— Как его зовут?
Макс снова помедлил.
— Эндрю Фрик. Поскольку я отвечаю за его безопасность, это имя никогда больше не должно упоминаться.
— Отвечаешь за его безопасность? Он скрывается от полиции?
— И от нее в том числе. Эндрю изготавливает клише для печатания денег. Причем превосходного качества. А я продаю эти деньги в громадных количествах клиентам по всему миру. Одни используют их для собственных нужд, другие — чтобы свергнуть правительство в своих странах посредством подрыва национальной валюты, третьи — чтобы вызволить заключенных из тюрем, снабдить оружием свои армии. А, бывает, на них строят, строят и школы.
— Ты изготавливаешь и продаешь фальшивые деньги. — Ей вспомнились: запертый на ключ письменный стол, постоянная замкнутость Макса, собственные догадки о чем-то противозаконном. В горле у нее стоял комок. Внезапно в голову пришла мысль, и она спросила:
— Как же ты переправляешь эти деньги?
Он не ответил, и, помедлив, она ответила сама:
— Под видом грузов. Вместе со строительной техникой.
— Да.
— Ты занимаешься контрабандой.
— Да.
— Почему?
— Потому что суммы настолько крупные, что везти их с собой слишком неудобно, а в багаже их могут обнаружить таможенники…
— Нет, я хотела спросить, почему ты этим занимаешься? — Она посмотрела на него, пытаясь угадать, о чем он думает. Она прожила с ним больше восьми месяцев, и была рада, что между ними появилось доверие, что всегда можно положиться на него. Но она никогда не имела ни малейшего представления о том, что у него на уме. Взгляд его серых глаз был неизменно бесстрастен и непроницаем даже тогда, когда они любили друг друга.
— Почему, Макс? Ведь на самом деле тебе это не нужно, не правда ли? Неужели нельзя заработать столько же или, если уж на то пошло, достаточно много денег для того, чтобы хватило на жизнь, не занимаясь чем-то противозаконным?
Подойдя, он взял ее руки в свои и, повернув ладонями кверху, поцеловал.
— Я люблю тебя, Сабрина. Благодаря тебе эти месяцы стали лучшими в моей жизни. Ты помогла мне понять, что такое дом. Помогла обрести свое место в жизни. Ты — самая красивая и загадочная женщина, которая у меня была, и, где бы я ни был, чем бы ни занимался, я хочу, чтобы ты всегда была рядом.
— Так почему ты занимаешься этим? — снова спросила она. Тон у нее был отчужденный.
Он помедлил с ответом, потом еле заметно и чуточку грустно улыбнулся.
— А потому, дорогая моя, что контрабанда — единственное, что я умею. Я привык так жить, просто это получается у меня лучше всего.
180 
