Последние отзывы

  67  

Макс улыбнулся:

— А я ведь на том свете побывал.

Вика покосилась на хозяина. Он выглядел вполне нормальным. Вика сняла турку с огня и налила кофе хозяину и себе.

— Ну и как.., там?

— Гремело сильно.

— Что гремело? — Вика пристально вгляделась в хозяина. А может, все-таки у него крыша поехала?

— Телега гремела, на которой меня везли. Дело в том, что меня везли на телеге какие-то люди. По длинному серому коридору. А возможно, это и не коридор был, а местность такая серая. Казалось, что телега едет по ухабистой дороге. Очень сильно гремела, я думал, голова треснет. Потом я увидел свет. Он сочился оттуда, куда меня везли. Свет вселял надежду. Я думал — вот до света доедем, и греметь перестанет. А когда свет стал ярче, я увидел деда. Он ждал меня там. Я стал подниматься с этой злосчастной телеги, протянул руки к деду, чтобы обнять. А он посмотрел на меня так.., с укором. В детстве, бывало, напроказничаешь… Я однажды его часы разобрал, и он на меня так же смотрел. Я этот взгляд вспомнил там, у телеги. Так вот, я к нему с объятиями, обрадовался, что встретились, а он как толкнет меня! Я мимо телеги этой, мимо людей так летел, что в ушах свистело. Как снаряд. У меня до сил пор свист этот в ушах стоит.

Виктория догадалась, что «говорун», внезапно напавший на Макса, — явление нервное. Она сама хорошо знала это состояние. Бывает, переволнуешься и тараторишь потом, рот не можешь закрыть. Человеку в такие минуты очень важно освободиться от впечатлений, выговориться.

— А что потом? — подбросила Вика вопросик.

— Потом было паршиво, Виктория. Но не в этом дело. Я все думаю об этой встрече с дедом. И о том, как он на меня смотрел. И о своей жизни. Как я живу. Плохо я живу, Виктория.

Макс допил кофе и теперь крутил чашечку в руках.

— Плохо? — ахнула Виктория.

Ее расширенные от удивления глаза рассмешили Макса. Он улыбнулся, но подтвердил:

— Плохо.

— Ничего себе! — Вика и про кофе забыла. — Вы просто не видели, как люди живут! У нас в Первомайске так, как вы, даже мэр не живет. Там люди получают копейки, а работают круглосуточно, чтобы выжить. У нас йогурт для детей не еда, а лакомство. А зимой хоть караул кричи — то отопление отключат, то газа нет, то канализацию прорвет. А летом воды неделями не бывает в самую жару. А вы плохо живете!

— Я вас понимаю, — согласился Макс. — Это все ужасно и само собой ненормально. Но я сейчас не об этом. Не о материальном. У меня в голове все смешалось. Вернее — сместилось. Встало с ног на голову.

«Заметно», — подумала Виктория и продолжала с интересом смотреть на хозяина. Вика впервые видела Макса таким. Говорят, большое горе или потрясение быстро снимает с человека всю шелуху, все наносное, то, что является ролью. Слой шелухи бывает столь велик, что, освободив от себя человека, обнажает что-то совершено новое. Как ореховая скорлупа обнажает беззащитное ядро. Открывается образ, мало похожий на прежний, в шелухе. Иногда человека просто не узнать. Так, вероятно, произошло и с Максом. Вика все больше поражалась, слушая его.

— Чем же вас не устраивает ваша жизнь?

— Я никогда не делал то, что хотел. — Предвидя Викино удивление, Макс заговорил торопливо, сбивчиво:

— У нас семья адвокатов. Дед адвокат, отец адвокат, брат отца. Когда мы росли, мне всегда твердили о долге. Ты должен, ты старший, ты надежда родителей. Отец всегда говорил о своей профессии, как о будущей моей. У меня и в мыслях не было противиться родителям. У нас Никита сопротивлялся за двоих. Из-за этого он для родителей был вечным бельмом на глазу. «Наш младшенький — большой оригинал». Это предупреждение для гостей, чтобы не удивлялись, если Кит что-нибудь выкинет. Я всегда должен был в одиночку нести тяжкое бремя родительских надежд. «Адвокат не может себе позволить иметь непрестижную машину». «Адвокат не может себе позволить дешевую мебель». Эти постулаты я выучил в детстве. Сказок не помню, а эти отцовские фразы помню. Клиент должен быть уверен, что нанятый им адвокат процветает. Что он востребован. Раз он востребован — значит, он профессионал.

— Не вижу здесь ничего плохого, — встряла Вика.

Нервные пальцы Макса наконец-то сломали сигарету, и табак рассыпался по столу. Одним движением он смел его в пепельницу.

— Я никогда не задумывался — хорошо это или плохо. Прилично учился, неплохо работал. Даже если уверен был, что человек совершил грязное преступление, находил лазейки. Короче, почти всегда мне удавалось вытащить клиента. Но при этом я никогда, Вика, не любил свою работу. Понимаете? Никогда не любил ее так, как, например, Кит любит свою фотографию. Там, на краю серого коридора, я понял, что он прав. А я — нет. Он прав, что плевал на чужие мечты, он взрастил свои! Это важнее.

  67