По странной фантазии художника висящая рядом картина изображала смертный холод, охвативший ее душу в тот день, в сентябре, когда Хоуп стояла на грозящем обломиться краю обсидианового утеса, прижимая к груди черного щенка. Тогда она уже предчувствовала несчастье, гибель, предательство, смерть. То была зима ее души.
«Но ты не умерла», – говорил ей своим следующим портретом художник. Теперь Хоуп стояла на ступеньках здания суда в Сан-Франциско: волосы ее развевал ветер, лицо было мокрым от дождя, но взгляд оставался гордым и решительным. Конечно, это осень, время года, когда ее душа осознала, что настало время жатвы, время сбора урожая, и уступила золотисто-рыжему, похожему цветом на ее волосы зову страсти – ее страсти к справедливости.
Наконец четвертый портрет, последний, – то была весна ее души. Портрет, должно быть, закончен незадолго перед тем, как его автор отправился в вечную зиму, откуда уже не рассчитывал вернуться. На нем Хоуп снова стояла посреди моря луговых цветов – прекрасная женщина, пробуждающаяся для любви, расцветающая желанием… Портрет был столь же интимным, сколь и дерзким. Она смотрела прямо на сверкающее солнце, зная, что оно тоже видит ее. Она была готова отдаться его ласкам, она ждала его прикосновений, – весенний цветок, жаждущий ощутить его пламя, его жар.
И она услышала голос.
Неужели это он стоял у нее за спиной и признавался ей в любви? Но Хоуп знала, что такого не могло быть. Этот низкий, глубокий, полный нежности голос не мог прозвучать в реальности; скорее, то было отражение ее желаний, фантом, порожденный ее сознанием, галлюцинация, вызванная усталостью.
Хоуп повернулась к призрачному видению, тонкому как паутина, боясь и одновременно желая увидеть дорогой для нее мираж…
– Виктор? Почему ты здесь?
Вопрос ее словно повис в воздухе.
– Почему – значения не имеет. – Голос Виктора звучал тихо и нежно. – Значение имеет только то, что эти портреты написаны влюбленным человеком.
– Он не виновен, Виктор.
– Я верю тебе. Если я могу чем-нибудь помочь…
Виктор пожал плечами и улыбнулся печальной улыбкой, напомнившей Хоуп другое время. Тогда он тоже предложил ей помощь и утешение, но Хоуп несправедливо отвергла его попытку поддержать ее в день смерти матери на Черной Горе.
Теперь, в этот сочельник, в доме, священном для них обоих, она должна была исправить ошибку.
– Спасибо, – прошептала Хоуп.
– Это не пустые слова, верь мне. Я действительно сделаю все, что в моих силах.
– Знаю, – ответила Хоуп тихо.
Теперь наконец она могла поверить ему.
Глава 28
Черная Гора Сочельник
Виктор Тесье всю свою жизнь провел на сцене, и по всему миру люди приходили в восторг от его игры. Но главным для него были не они, а музыка. Он являлся ее проводником, пытавшимся, и иногда не без успеха, передать ее очарование слушателям. Просто ему повезло, и судьба благословила его волшебным даром.
На этот раз его аудитория была немногочисленной. Сидя рядом с Кассандрой, Чейзом и Хоуп, он чувствовал себя несколько скованным – ему было не по себе, хотя обстановка казалась самой подходящей. Все здесь выглядело красиво, уютно и празднично. В камине гостиной весело потрескивали дрова, над которыми вздымались оранжевые языки пламени, а от зажженных в стеклянных призмах свечей распространялся аромат лавра.
– Обычно я не говорю много о себе, – начал Виктор свою исповедь, – но Кассандра считает, что вам следует кое-что узнать.
– Все верно, – отозвалась Кассандра, – это действительно необходимо.
Виктор внимательно посмотрел на очаровательную женщину, дирижировавшую сегодняшним концертом.
Он рассказал Кассандре о себе так много, что об остальном она догадалась сама. Но в его признаниях остался пропуск, некая туманная часть, которую Кассандра надеялась услышать сегодня в присутствии Чейза и Хоуп и которая, как она считала, была очень важна.
– Что ж, – Виктор повернулся к Чейзу, – я расскажу свою часть этой истории. Помнишь, мой мальчик, когда мы обсуждали с тобой, стоит ли разделить имение…
– Да, тогда я сказал, что гран-пер, возможно, не одобрил бы этого, но по крайней мере понял бы. Гран-пер знал, что тебя что-то преследует, не дает тебе покоя. Какая-то тайна, связанная с этой долиной. Это и его мучило тоже.
– И он никогда не говорил тебе, что это?
– Нет, – ответил Чейз. – Я думаю, гран-пер решил, что только ты можешь поделиться с кем бы то ни было этой тайной, если пожелаешь.