25

На верху горы военный порядок лесополос и просек ломался. Деревья, словно им дали команду «вольно», расслабились, расступились, потеряли в росте, и теперь кедры более походили на елочки. А еще дальше, где земля круче уходила в гору, деревья росли совсем худосочные, слабые, готовые поклониться самому легкому ветерку.

К счастью для Харитонова, ветра в тот день не было. И без ветра ему было нелегко подниматься вверх: иногда, чтобы не соскользнуть и не покатиться назад, он хватался за колючие ветки, и руки его были уже достаточно исцарапаны. Вдобавок к этому они были обморожены, так что особой боли Харитонов не чувствовал. В нем жило только одно стремление – добраться до этого креста, до вершины, а там уже можно передохнуть. Возникла твердая уверенность, что там, за горой, идет совсем другая жизнь, к которой и нужно стремиться, ради которой он и прошел тысячи километров. И вот эта уверенность вела его вверх, толкала в спину и в трудные мгновения удерживала от падения, которое вполне могло оказаться гибельным, и уж тогда весь смысл пройденного Харитоновым пути равнялся бы нулю. Но была уверенность, и был смысл, и смысл был в том, чтобы достичь этой вершины и, спустившись по другой стороне горы, найти то, ради чего на дорогу были потрачены силы и годы. И вот уже крест был виден четко, и его желтый металл, может быть, даже золото, блестел и радовал странника своим блеском, и манил, и звал к себе.

Поднявшись еще выше, Харитонов оказался на вершине отрога той же горы, и здесь он ненадолго остановился. И удивился, увидев, что недалеко от креста выросла верхушка купола с красной звездой на маковке. И видно стало, что и крест был продолжением маковки какого-то другого купола.

Идя дальше, Харитонов вышел на едва приметную тропку, и больше не возникало нужды хвататься за ветки деревьев. Местами тропинка переходила в выбитые в камне ступеньки, и подниматься по ним страннику было особенно радостно. Иногда он останавливался, чтобы оглянуться назад, бросить взгляд на пройденный путь, только-только ставший его прошлым. И видел бесконечные полосы снега и леса, уходившие, наверно, и за горизонт, потому что города, из которого они вышли вдвоем, видно не было.

Поднявшись на последнюю ступеньку тропинки, Харитонов оказался на вершине, и перед ним выросли высокие деревянные храмы: три храма, ближний из которых имел на куполе крест, второй – звезду, а третий уходил в небо стрелой громоотвода. Дальше, куда достигал взгляд, росли леса, стояли длинные деревянные постройки с узкими оконницами, а из-за дальнего храма выглядывала краем покатой крыши приземистая избенка, в окошке которой горел неяркий свет.

Туда и пошел Харитонов усталой походкой.

На стук вышел низкорослый худой старик с длинными седыми волосами и бородой, одетый в черную рясу. Его зеленые глаза уставились проницательно на странника.

– Ты, что ли, – вновь пришедший? – спросил он.

Озадаченный Харитонов задумался: а кто же он действительно? Он помнил, кем был до и во время войны. А потом? Потом он стал странником, продолжением бикфордова шнура, который дотащил до этих мест, нервным окончанием этого шнура.

– Да, – кивнул он, – вновь пришедший я.

  82