176 
— Постараюсь. Но картина и прочее… — отговаривалась она.
— Монтана… — начал он.
— Не хочу об этом говорить, — жестко заявила она. — Я еще не готова к разговору.
Итак, он сослан на берег океана с наказом отдыхать и поправляться, тогда как жена его сама ставит его картину… с Джиной Джермейн в главной роли, отчего все и вправду становится очень странным.
Ему хотелось спросить, почему она согласилась взять в фильм Джину, но он не мог себя заставить упомянуть имя этой женщины. Спроси он Монтану — сказала бы, что выбирала не она, а поскольку хотела ставить картину, то пришлось выполнять требования Оливера Истерна, иначе он бы взял другого режиссера. «Либо соглашайся, либо уходи, — сказал Оливер, получая от этого огромное удовольствие. — Но помни: если даешь согласие, то палки в колеса мне не вставляй. Главный я — говнюк будет командовать. Ясно?»
Безмозглый говнюк. Ведь как только съемки начнутся, он все возьмет в свои руки; каждому известно, что, как только заработает камера, режиссер берет продюсера за яйца и уже не выпускает.
С трудом верилось, что Оливер утвердил Джину. Но дело сделано, и тут ничего не изменишь, потому пришлось вызывать Джину в студию на встречу. Она решила: так или иначе, но она добьется, чтобы Джина сыграла по-божески.
— Я так расстроилась, когда узнала о Нийле, — выпалила Джина — глаза широко распахнуты, волосы белые, груди невероятные.
Монтана убила ее взглядом, которым все было сказано.
Потом убила словами:
— Мне надо, чтобы ты сбросила двадцать фунтов. Волосы у тебя неестественные, придется изменить. И никаких нарядов по особому заказу. Только из обычных магазинов. Что касается макияжа, то никаких накладных ресниц, никакой помады с глянцем, никаких теней.
Джина зло на нее посмотрела.
— Мне не нужна на экране Джина Джермейн, кинозвезда.
Тебе надо попытаться ухватить простоту Никки.
У Джины сделался скучающий вид.
— Давай не будем друг друга дурачить, — продолжала Монтана, твердо решив выложить все начистоту. — Я не хотела брать тебя на эту роль, да и тебе, наверное, противно, что ставлю фильм я. Но, в сущности, у нас обеих одна и та же цель — хорошая картина. Так что хватит заниматься ерундой и давай делать фильм. Договорились?
У Джины сделался удивленный вид.
— А что, дело! — решила она, и женщины пожали друг другу руки.
— Он хочет встретиться сегодня с тобой за ленчем. В «Ма Мезон», — сообщил Зак Шеффер. — Мне кажется, мы сможем договориться. Деньги небольшие, но роль нельзя упускать.
Этот хрен еще указывает ему, чего нельзя упускать. Кого, черт побери, он, Росс, несколько месяцев как ненормальный донимал «Людьми улицы»? Как только он узнал, что Джордж Ланкастер отказался от картины, Росс тут же связался с Заком и потребовал, чтобы тот немедленно звонил Оливеру Истерну.
— Звонил я ему, миллион раз, — недовольно проворчал Зак, которому интереснее было гоняться за кокаином и бабами, чем обеспечивать клиентов работой.
— Так позвони еще раз. Сейчас же.
Время он выбрал удачно. Об уходе Джорджа еще даже не сообщили газеты. Карен поставила его в известность заранее. Наконец-то позвонила ради того, что ему действительно было нужно.
Обычно же звонила, чтобы спросить: «Почему-то мы с тобой не встречаемся? Что с тобой случилось?»
Он не знал, что с ним случилось. После того, что произошло у них с Сейди в Палм-Спрингс, он был сам не свой. Она с ним обошлась, как с какой-то телкой для секса. Пользовалась им, чтобы вызвать ревность у своего нового кобеля, и в первый раз в жизни его заставили почувствовать себя отвергнутым дураком. Чувство не из приятных, черт ее побери!
Он заперся в своем номере в отеле, днями напролет смотрел телевизор, еду заказывал в номер и даже не давал себе труда побриться. Депрессия продолжалась несколько дней, и радости от нее было мало. Из-за нее он чувствовал себя старым и ранимым, а в довершение ко всему борода его, когда отросла, оказалась седой. Господи! С такой вот бородой и с побледневшим загаром он выглядит чертовски дряхлым.
Тогда он и взял себя в руки, как раз к тому времени, как позвонила Карен, чтобы предупредить о предстоящем уходе Джорджа. Телефонных посланий от Элейн с каждым днем становилось все больше. Сначала она просто передавала, что звонила, и просила перезвонить. Потом записки с посланиями, которые подсовывали ему под дверь, становились все более личного свойства… да такими, что ввергали в смущение. Она хочет, чтобы весь свет узнал, что происходит? Надо что-то с ней делать. Сходить к адвокату и поговорить о разводе. Но когда оставалось только встать и пойти, начали одолевать сомнения: а хочет ли он этого на самом деле?
176 
