Он упал перед ней на колени, лицо его, утратив суровость, стало теперь лицом просто очень несчастного человека, как и ее, которое он заключили в ладони.
— Не говори так. Ты моя единственная любовь единственная. Сердце мое разрывается в разлуке с тобой, даже когда мы расстаемся ненадолго.
— Тогда… тогда почему? Объясни, почему ты не хочешь идти со мной?
— Я не могу разорваться между Текумсехом и тобой, любовь моя. Не могу… И не допущу, чтобы ты оставалась на тропе опасности дольше, чем это необходимо. Текумсех намерен продолжать свой разрушительный путь. Здесь, на поле боя, в самом центре войны, не место тебе и нашему беби.
Никки кивнула, две крупные слезы скатилось по ее щекам.
— В этом я согласна с тобой, но почему бы мне не возвратиться в Вапаконету и не оставаться там с Черным Копытом и Конах? Месяца через два, думаю, ты исполнишь то, что обещал Текумсеху. Потом заедешь за мной, и мы вместе отправимся искать твою маму. Кстати, я давно уже мечтала познакомиться с ней. Мы проводим их в Техас, куда уже многие ушли. Или в Мехико. Я припоминаю, что индейцы, расположившиеся в тех местах, понесли меньшие потери и жили потом гораздо лучше, чем оставшиеся в Штатах. Мы с тобой тоже можем жить там. Во всяком случае, до тех пор, пока мы вместе.
— Если мои близкие захотят уйти в безопасное место, им предстоит долгий и нелегкий переход. И это дело, Нейаки, я намерен совершить без тебя. Несмотря на то, что мы будем продвигаться медленно, имея запасы провизии, это будет тяжелейшее путешествие, полное всевозможных опасностей. К тому времени, как мы хоть немного продвинемся к цели, ты уже будешь очень тяжелая. Каково-то все это достанется и тебе, и нашему беби? Нет, это слишком трудно, убийственно трудно, я не могу на это согласиться.
— Тогда, Торн, позволь мне остаться с Конах. Я буду ждать тебя столько, сколько понадобится.
Он решительно покачал головой.
— Даже там, боюсь, тебе оставаться далеко не безопасно. Тенскватава может разнюхать, где ты находишься, а, узнав, что я не смогу тебя защитить, ни минуты не колеблясь, попытается совершить по отношению к тебе какое-нибудь злодеяние, и на этот раз его попытка может оказаться удачной. Я не пойду на такой риск. И ты не пойдешь. Мы просто обязаны спасти и сохранить наше дитя.
Никки схватила его за руку, лицо ее исказилось страданием.
— Ты говоришь о риске. А ты не подумал, как рискуем мы с беби? Нам угрожает множество опасностей. Я могу оказаться в другом году, где буду просто нищей, никому не известной, ничего не имеющей женщиной, которой и помочь-то вряд ли кто захочет. И потом, перемещаясь по времени, я могу потерять ребенка. Что, если он существует только здесь? Подумай, что будет со мной, если я, оставив это время и место и переместившись в свой век, обнаружу, что больше не беременна? Да если я сама не погибну в столь фантастическом перемещении, то меня добьет утрата ребенка. Ведь я так хочу этого беби, Торн. Если бы мы все взвесили и сопоставили опасности того и этого исхода, то оказалось бы, что для сохранения нашего сына гораздо благоразумнее оставить меня здесь.
— Если бы мне пришлось выбирать между тобой и нашим сыном, я выбрал бы тебя, любовь моя, Нейаки, — сокрушенно проговорил он. Глаза его отражали всю муку, которую он испытывал. — Я надеюсь… надеюсь и верю, что ты благополучно вернешься к себе домой. Если же останешься здесь все будет грозить тебе опасностью, и Тенскватава — не в последнюю очередь, ибо он способен погубите вас обоих, лишь бы досадить мне.
— А если я откажусь выполнять твое решение? — хмуро спросила она.
— Выбор не за тобой, — сказал он, стараясь хотя бы интонацией голоса смягчить жестокости своих слов.
— Что ты имеешь в виду? Неужели ты можешь вернуть меня в мое время независимо от того, хочу я этого или нет? — спросила она и застыла в ожидании его ответа.
— Думаю, да. В конце концов, разве, призывая тебя сюда, я спрашивал твоего дозволения? Однако любимая, я не хочу, чтобы мы расставались с гневом в сердце, с обидами друг на друга.
— Да, но я вообще не хочу расставаться.
— Я тоже. День без тебя будет казаться мне годом.
Она издала сдавленный смешок.
— Тебе еще хорошо — день! А мне без тебя и минута покажется длиной примерно в сто восемьдесят три года, плюс-минус несколько недель. Это чудовищно, Торн, просить женщину, чтобы она ждала столь бесконечно долго. Особенно когда нет гарантий, что когда-нибудь она вновь увидит любимого.