– Оставь, Петри. Помоги мне его прикончить. – И он сделал шаг к неизвестной твари. Внезапно воздух вокруг нее задрожал, и логош исчез, а на его месте оказался маленький, очень грязный мальчишка, покрытый ножевыми ранами.
Деймиен услышал, как вскрикнула Пенелопа. Мальчику было не более десяти лет, может быть, одиннадцать, и, на взгляд принца, он выглядел в точности так, как любой нвенгарский ребенок. Вот только не любой нвенгарский ребенок умеет превращаться в демона.
Мальчишка съежился, подтянул руки и ноги, чтобы скрыть свою наготу, и жалобно заплакал. Маленький перепуганный ребенок.
– Деймиен, не смей! – закричала Пенелопа.
Принц опустил нож. Одно дело – проткнуть ножом демона, а совсем другое – убить ребенка, путь даже этот ребенок мгновение назад пытался задушить его самого.
– Господи Боже мой, – выдохнул Петри.
– Да, дела.
– Он напуган, – сказала Пенелопа и опустилась на колени.
– Он просто использует нашу жалость, любовь моя, – быстро ответил Деймиен. – Как только он поправится, снова превратится в демона.
– Я понимаю, но… – Пенелопа закусила губу. – Мальчик, – произнесла она на ломаном нвенгарском. – Ты понимаешь меня?
Мальчик-демон поднял голову, уставился на девушку и после долгой паузы кивнул.
– У тебя есть имя? – спросила Пенелопа.
Деймиен ждал, готовый нанести удар, если это существо бросится на его невесту. Он чувствовал, как рядом напрягся Петри.
Мальчик-логош глубоко вздохнул и произнес:
– Вулф.
Деймиен не понял, имя это или у ребенка просто вырвался бессмысленный горловой звук. Пенелопа решила, что это имя.
– Вулф, – повторила она. Мальчик еще раз кивнул.
– Принцесса, – проговорил он по-нвенгарски.
На этот раз слово прозвучало достаточно четко. Пенелопа удивленно прижала руку к груди.
– Да, принцесса.
Мальчик вытянул руку с дрожащими пальцами.
– Принцесса.
– Он хочет, чтобы я к нему подошла, – догадалась Пенелопа.
Деймиен стиснул нож.
– Нельзя.
– Принцесса, – повторил мальчик. Голос его слабел, по щекам струились слезы.
– Он тяжело ранен, – с жалостью заметила Пенелопа.
– Это демон, который пытался нас убить, – по-нвенгарски проговорил Деймиен, чтобы мальчик тоже понял его слова.
Вулф покачал головой, не сводя глаз с Пенелопы:
– Нет, принцесса.
– Вулф, ты пытался меня убить? – спросила она.
Он снова покачал головой. В сумрачном холле его лицо выглядело совсем белым.
– Помоги. – Глаза его закатились, он привалился к стене. Пенелопа вскочила на ноги и бросилась к мальчику. Деймиен крепко схватил ее за руку.
– Нет.
– Это ребенок, Деймиен. Раненый ребенок.
– Он демон.
– У него есть имя, и он сказал, что не собирался вредить мне.
– Любовь моя, может быть, демоны умеют лгать. Или превращаться в испуганных маленьких детей. И так заманивать свои жертвы.
Судя по ее лицу, Пенелопа в это не верила. И Деймиен тоже не верил. Сейчас он чувствовал облегчение и вместе с тем тревогу оттого, что чудовище оказалось ребенком. Дети, конечно, более уязвимы. Но если это действительно ребенок, то какими могучими и сильными должны быть тогда взрослые логоши? И еще одна мысль: где же его мать?
– Помнишь, ты начал рассказывать мне сказку? А потом я сразу заснула, – начала Пенелопа. – О прекрасной принцессе и логоше? Чем она кончается?
– Принцесса вылечила логоша, которого чуть не убили охотники. Он превратился в прекрасного принца и женился на принцессе. – Деймиен посмотрел на слабеющего мальчика. – Думаю, он для тебя слишком молод.
– Может быть, сказка не лжет. – Она подняла руку, не давая ему возразить. – Уверена, в сказке многое приукрашено, но главное, возможно, правда. Что принцесса помогла логошу, и он это запомнил. Может быть, они не станут вредить нвенгарской принцессе?
– Но насчет нвенгарских принцев у них таких предрассудков нет.
– Но когда в бальном зале он увидел за твоей спиной меня, то сразу повернул назад. И когда я вышла сюда, он остановился.
– Да, я заметил.
– Он умрет, – сказала Пенелопа.
– Он пришел, чтобы убить меня. Когда он поправится, то снова возьмется за свое.
Пенелопа бросила на Деймиена упрямый взгляд.
– Если я смогу вызвать в нем благодарность, как в сказке, то – нет.
Когда позже они вспоминали об этом событии, то поняли, что спорили без всякой логики, опираясь лишь на эмоции. Однако, возможно, это действовало пророчество и толкало их туда, куда ему было нужно. Во всяком случае, Деймиен в этом решении винил именно его. А тогда он отступил и сказал: