Гриша так и не решился спросить у нее в тот странный день, откуда она явилась и почему выбрала именно его дверной звонок: хватило того, что она явилась и выбрала. Лишь в первую годовщину брака, отменив по такому случаю железное правило не кашеварить дома, Гриша спросил у жены:
– А все-таки откуда ты тогда появилась?
Нателла торопливо обваливала куриные печенки в миндальной крошке и, не отрываясь от процесса, пробормотала:
– Мы поспорили с девчонками, что я зайду в любую квартиру и мне дадут там кофе.
Гриша замер на месте, как часовой. Нателла могла выбрать любую дверь в доме – но выбрала ту, за которой был он, Гриша. Они могли никогда не встретиться, но встретились и вместе готовят праздничный ужин: теплый салат с куриной печенью, суп-пюре из кинзы с картофелем, крученый шашлык с диким, но симпатичным рисом и шоколадный торт с малиной.Гриша отлично помнил свое первое меню, сочиненное под строгим приглядом шефини – отставной заводской поварихи Галины Павловны, коротающей тягучие пенсионные дни в УПК.
– Это самое, дети, сегодня, мы будем готовить это самое, – первым делом сообщила она старшеклассникам, собранным со всего района.
Гриша обнаружил, что среди девочек есть вполне пристойные экземпляры. Один такой экземпляр, белокурый и худенький, громко хихикнул, и Галка-Палка, как ее предсказуемо прозвали упэкашники, тут же вскраснела и зазлилась:
– Я им, это самое, пришла учить готовить еду, а они, это самое, хихикают… Я может, не мастер говорить, но научить вас готовить это самое…
Тут она, бедная, окончательно запуталась и сама засмеялась заразительнее блондинистого экземпляра.
– Давай вот ты, – отсмеявшись и вытерев слезки, Галка-Палка поманила пальцем Гришу. – С тебя начнем. Будем, это самое, готовить омлет.
Гриша вышел вперед, к учебной плитке, и уткнулся носом в сиротский набор продуктов, выложенных на столике: яйца, молоко, маргарин.
– Берешь, это самое, яйцо, – поучала Галка-Палка, – и разбиваешь его о краешек, вот так…
Гриша покорно разбил яйца в мисочку, вылил туда же строго отмеренные четыре столовых ложки молока и принялся избивать смесь венчиком. Галка-Палка смотрела на него влюбленным взглядом юной девушки, класс замер, а Гриша лихо всыпал избитому омлету соль на рану, разогрел сковородку и вылил туда смесь таким эффектным движением, что Олег Бурмистров, кажется, даже присвистнул.
– Дома готовим, да? – обрадовалась Галка-Палка.
Нет, Гриша не готовил дома – мать подпускала их с отцом к кухне лишь тогда, когда там требовалась грубая и неквалифицированная мужская сила. Мать была неплохой стряпухой, но так ревностно относилась к делу приготовления пищи, что это все очень усложняло. Отец по молодости и незнанию хвалил чужие пироги и всякий раз получал после этого охлаждение что на кухне, что в спальне – впрочем, он быстро разобрался, что можно, а чего категорически нельзя говорить при Аннушке. Готовить для нее было – все равно что для других дамочек ходить по врачам: лечение! Все неприятности, от крошечной до всеохватной, Гришина маманя несла в кухню и там переплавляла в жаркое и пирожки, варила супы, размазывала кремом по торту – и никто никогда не догадался бы, из чего на самом деле приготовлены Аннушкины блюда. Может быть, лишь самый чуткий гость, каких, впрочем, у Малодубовых почти не водилось, уловил бы грустную горчинку в безупречном заливном или отметил бы явственный слезный привкус в соусе.
– Нет, – мотнул головой Гриша, – я вообще первый раз взял это самое в руки.
Он не хотел передразнивать Галку-Палку, шутка вырвалась у него совершенно случайно – как платок из рук на ветру, – но дело было сделано, аудитория зашлась в припадке хохота, а Галка-Палка зарделась таким краснознаменным колором, что Гриша отшатнулся от поварихи – вдруг чем огреет! Поварешки, шумовки, дуршлаги и прочий инструмент лежал в удобном недалеке от нее. Ленка Палач и Олег Бурмистров, утирая слезы, на глазах влюблялись в одноклассника – в конце концов прыщи у него когда-нибудь пройдут, подумала девушка Палач. Тут сам Гриша начал смеяться вместе со всеми, а следом за ним зашлась в стенобитном хохоте и Галка-Палка, добрая, как большинство толстух.
Дома он в первый же вечер попытался повторить эксперимент – и поначалу устроил на кухне сущую республику Чад: соседи прибежали узнать, что горит! Мамани с папаней, к счастью, не было дома, до их возвращения Гриша все отмыл, проветрил и победно водрузил на стол пышный, как кустодиевская купчиха, омлет. Он был воздушный, вроде пены морской, и при этом толстый, не хуже подушки; сверху Гриша любовно накидал мелко настриженный зеленый лук и несколько размолотых перчинок. Маманя тяжело двинула табурет и уселась к столу, как судья в кресло. Отец тем временем доел первую порцию и тянул тарелку за добавкой.