Особенно,... 
85 
Под конец дня у Розмича даже голова разболелась. И зуд случился – в каждом встречном мерещился враг. Он глядел на приятелей-белозёрцев во все глаза, вспоминал, прикидывал. Ловчан, судя по сосредоточенному лицу, занимался тем же. И кульдей хмурился.
Единственная дельная мысль появилась только к следующему утру.
– Что, ежели Арбуй? – прошептал Ловчан.
И дружинник, и кульдей задумались.
Подручный князя доверия и впрямь не вызывал. Одни глаза чего стоили! Блёклые, почти бесцветные, как у ожившего мертвяка. И лицо неприятное, и голос противный. И колдун, ко всему прочему.
– Нет, – подумав, заключил Розмич. – Не может быть. Волхв сказал: змею на груди пригрел. Значит, человек близкий, а Арбуй… Он далеко. Мы за всю дорогу и словом не перекинулись.
– Напрямую не говорили, – подтвердил Ловчан. – Но вспомни! Вейк с Кеском каждый день рядом с нами крутятся. И Норемб тоже. А они Арбую служат. Наверняка докладывают ему.
– Ну и что? Я-то, если волховскому предупреждению верить, сам змею пригрел. Сам, понимаешь?
Ултен недовольно забормотал, бросил на Розмича полный раздражения взгляд.
– Чего? – не выдержал дружинник.
– Ничего, – буркнул кульдей. – Я уже весь ум сломал. Чёрт бы побрал, прости меня грешного, ваших волхвов с их задачками.
Волхвов словены, конечно, уважают, но одёргивать Ултена никто не стал. Как ни глянь, а в этот раз скотт прав. Перемудрил белозёрский старик, точно перемудрил.
* * *
Что-то изменилось. Едва заметно, едва ощутимо… Кажется, над головой всё то же пасмурно-серое небо, вокруг – тот же позолоченный осенью лес, земля под копытами – самая обыкновенная, сырая. Но что-то всё равно не так. Иначе, нежели прежде.
Розмич в который раз втянул прохладный воздух, попытался принюхаться. Холод убивает все запахи, делает воздух пронзительно чистым. Но воин уловил… скорее почувствовал, чем осознал.
– Что случилось? – шепнул обеспокоенный Ловчан.
Его лошадь – бурая, со стриженой гривой – едва не тёрлась о бок вороной лошадки Розмича.
– Новгород, – одними губами проговорил Розмич. – Мы близко, я знаю эти земли.
Ловчан озадаченно изогнул бровь. Его вопрос и без слов ясен: как такое возможно? Розмич двенадцать лет в новгородских краях не был!
– Помню, Ловчан. Всё помню. Моя деревня далеко от этого леса, но я дважды бывал тут. На затяжной охоте – Олеговой. Один раз осенью, второй – зимой. Меня довеском брали, чтобы за костром следил, кашеварил, ну и учился.
– Ох ты… – усмехнулся Ловчан беззлобно. – Ну и память у тебя!
– Я иначе помню. Сердцем.
– Что, в самом деле? – встрял одноглазый Ласка. – Так, может, и к деревне какой выведешь? А то полторы седьмицы без хлеба. И лошади без добротного корма! Того и гляди падать начнут.
– Может, и выведу, – пожал плечами Розмич.
Тут же начал соображать, в какой стороне человеческое жилище. Ведь была небольшая деревушка, точно была!
– Добре! Я князю доложу! – просиял Ласка, пуская коня вскачь.
Он стремительно обогнал ехавших впереди Боряту и Ултена и скрылся из виду.
Розмич с Ловчаном переглянулись.
– Неа, – покачал головой первый. – Не он.
Ловчан подумал и кивнул. Хотя окончательно побороть предубеждение не мог.
Что ни говори, а Ласка – человек необычный. Обычному двумя глазами на мир глядеть положено, а одноглазые, если верить сказаньям, один глаз в Ином мире держат, значит, зрят, что живым видеть не положено. Как тут не насторожиться?
В этот раз привал объявили много раньше положенного срока. Розмич не стал спешиваться, уже догадался – ему отдых не светит. Так и вышло.
Ласка помахал рукой, подзывая алодьского.
– Ну что, выведешь? – поинтересовался Полат.
– Попробую.
…В деревню отправился десяток белозёрцев во главе с князем. Для селян честь, мягко говоря, великовата, но Полат сам решил ехать. Перечить владыке Белозера, ясное дело, не стали.
Верная тропа нашлась куда быстрей, чем рассчитывали. А вот сама деревня оказалась совсем не такой, как помнилось Розмичу.
Десяток мелких, невзрачных домишек с соломенными крышами да неровные лоскуты огородов вокруг. Всё.
В былые времена эта деревушка казалась Розмичу куда любопытней. Больше и богаче. И избы были исполинскими, и огороды, считай, необъятными. А ближний к лесу домик заставлял сердце трепыхаться от ужаса, потому как его хозяйка – сухая, сморщенная старуха с длиннющей белой косицей – слыла самой могучей ведьмой. Говаривали, её жених перед самой свадьбой бросил, а нечистый лесной дух подобрал. С той поры и ходила с девичьей косой и такое колдовство творила, что земля качалась.
85 
