Она хочет наполнить его жилье своими вещами. Поэтому уезжает из родного дома и готова считать своим другой дом. Она позвонила ему в офис в воскресенье и спросила, найдется ли у него время помочь им «вынести барахло».
Вначале они с ее парнем вынесли диван и письменный стол, затем — стопки книг и коробки, а теперь он вернулся за остатками «барахла», и ему стало грустно.
Так не должно быть. Его дочь начинает новый этап жизни, и он должен радоваться, потому что этому рада она. Ведь то, что происходит, в порядке вещей. Он когда-то тоже покинул отчий дом.
Но то было совсем другое! Черт, все это его совершенно не радует! Какой-то чужой мужчина увозит его Иоанну. Да к тому же немец! А он ему в этом помогает.
Он подошел к холодильнику, нашел бутылку виски и лед в морозилке. Наполнил стакан до краев. Со стаканом в руке подошел к шкафу в комнате Иоанны, чтобы подготовить «следующую партию». Маленькая пыльная картонная коробка на верхней полке. Он открыл ее. Миниатюрные белые кожаные ботиночки, которые стюардесса авиакомпании LOT [3] по его настойчивой просьбе согласилась переправить из Нью-Йорка в Варшаву его жене.
Тогда, получив аспирантскую стипендию, он жил в Нью-Йорке. Подарок на Рождество для маленькой Иоанны, в восемьдесят третьем году… Он уехал в Америку в октябре и за год получил кандидатскую степень, но ни разу не видел и не обнял дочку. Он не слышал, как она смеется, как сказала первое слово, не был рядом, когда она делала первые шаги. Если бы можно было вернуться в прошлое, он тогда никуда бы не уехал.
Он опустошил стакан, вернулся к холодильнику и вновь наполнил.
В дальнем углу шкафа виднелся так называемый школьный кулек — конусообразный, из фиолетовой бумаги, перевязанный красной ленточкой. Кулек наполняют сластями, и дети берут его с собой в школу, когда идут в первый класс. Это немецкий обычай.
Он купил тогда самый большой и дорогой кулек, какой нашелся в магазине, чтобы его Иоанна была ничем не хуже немецких детей. Увозя дочь из Польши, он не мог ее спросить, хочет ли она уехать, он тогда не спрашивал даже жену. Ему казалось, они должны этого хотеть.
В те времена, когда обувь продавалась по карточкам, в Польше все мечтали уехать заграницу. Тем более что там, куда он ехал, был спрос на его мозги. И это было для него самое главное.
Через четыре года учительница немецкой начальной школы написала им письмо, в котором рекомендовала «Иохане» в будущем поступать, как у нас говорят, в училище. Он не выносил, когда его Иоанну называли Иоханой. С одной буквой «н». И выбросил это письмо в мусорное ведро.
Он оказался прав: Иоанна окончила гимназию одной из лучших и поступила в институт. Сейчас она работает над кандидатской диссертацией, изучает пептиды «в рамках разработки абсолютно новой вакцины против гриппа». У него порой возникает желание встретиться с той учительницей и сказать, как сильно та ошибалась.
В глубине ящика, под грудой трусиков и бюстгальтеров, нашлись альбомы с фотографиями. Ему было неловко прикасаться к белью дочери. Словно он — посторонний мужчина. Он открыл первый попавшийся альбом. Вот фотография испуганного младенца во время вечернего купания. Красная пластмассовая ванночка на кухне, которую согревали, включая все горелки на газовой плите. А вот снимок, сделанный на пляже в Болгарии. Иоанне тогда было три года, и в приступе нежности он играл с ней, подбрасывая на руках.
Маленькое улыбающееся создание, самое главное на свете.
Он пролистал несколько страниц. Фото заплаканной Иоанны с полицейским Лас-Вегаса. Она собрала тогда в подол платьица кучу монет из игрового автомата. И хотя в Лас-Вегасе детям запрещено прикасаться к игровым автоматам, полицейский улыбнулся и разрешил с ним сфотографироваться. Но Иоанна испугалась, увидев у него пистолет.
Она с самых ранних лет серьезно относилась к законам и правилам. Это у нее, кажется, единственная «непольская» черта.
Он неторопливо переворачивал пластиковые страницы альбомов, осторожно прикасался к фотографиям, словно это помогало оживить воспоминания. Не услышал, как Иоанна вошла в комнату и встала у него за спиной. Не успел вытереть слезы…
Ученые и поэты
Похоже, в последнее время о любви больше знают ученые, чем поэты. Многих это приводит в ужас, других, напротив, успокаивает. Для сохранения вида (в том числе и человеческого) любовь вовсе не нужна. Как раз наоборот.