Они съездили на вокзал, закомпостировали билеты, а потом прошлись по магазинам. Близнецы выбрали себе сумочки, а Китти — белые перчатки. Затем все вернулись в отель. Китти и близнецы занимали смежные комнаты, а Джаред разместился напротив. Отдохнув и освежившись, они спустились в ресторан и заказали обед.
— Хороший был день, правда, папа? — сказала Беки — Да, я получил удовольствие, — отозвался он.
— А ты, Китти, хорошо провела время? — поинтересовалась Дженни.
— Очень хорошо, милая.
Переглянувшись с сестрой, Бекки произнесла заранее отрепетированную фразу:
— Папа, а правда Китти выглядит просто прелестно в этом голубом платье? Оно так подходит к ее глазам.
— Я учитывал это, когда покупал его, — ответил Джаред, явно забавляясь.
— Китти, а правда папе идет мундир?
— Да, дорогая, очень идет. — Девочки вели себя так, словно что-то затеяли, и чем быстрее это пресечь, тем лучше. — Если все уже пообедали, я хотела бы вернуться к себе.
Когда они покидали ресторан, метрдотель учтиво поклонился:
— Позвольте пожелать вам доброй ночи, миссис Фрейзер. Китти не стала поправлять его, ограничившись кивком:
— Благодарю вас.
Джаред шел последним, и она слышала, как метрдотель сказал ему:
— У вас очаровательная семья, капитан Фрейзер.
— Спасибо, я тоже так считаю, — отозвался тот. Девочки захихикали, и Китти поспешила увести их, пока они не смутили всех каким-нибудь неуместным замечанием.
— Тише, — шепнула она. — Некоторые люди способны сказать все, что угодно, ради чаевых.
По всей видимости, это сработало, потому что Джаред пожал мужчине руку и вручил ему щедрые чаевые.
Последняя мысль, мелькнувшая в голове Китти, прежде чем она погрузилась в сон, была о том, что метрдотель прав. С каждым днем они все более напоминают семью и, что гораздо важнее, начинают ощущать себя таковой.
На следующее утро Джаред отклонил предложение Китти продолжить вместе с ней и близнецами осмотр городских достопримечательностей. Он остался в отеле и провел время за чтением газет. Они встретились за ленчем, а затем отправились на представление.
Близнецы сидели с разинутыми ртами, наблюдая за парадом всадников, размахивающих разноцветными флагами и вымпелами. Вместе с остальными зрителями они хлопали в ладоши и вопили, подбадривая актеров, когда шайка улюлюкающих индейцев преследовала дилижанс, и во время ожесточенной схватки между отрядом кавалеристов и бандитами. Это было захватывающее зрелище, волнующее и красочное, особенно сцены с участием лошадей.
Но подлинной звездой представления была Анни Оукли. Меткость, с которой она разила врагов, произвела впечатление даже на Джареда, хотя сам спектакль показался ему слишком театральным.
— А ты умеешь палить из револьвера, как Анни Оукли, Китти? — спросила Бекки.
— Нет, милая, на ранчо от него мало прока. Но отец всегда настаивал, чтобы я не выезжала из дома без ружья.
— Спорим, ты стреляешь не хуже, чем она, — заявила верная Дженни.
— Не думаю, милая, хотя меня и учили попадать в цель. На ранчо, если тебе пришлось схватиться за ружье, нужно стрелять и стрелять быстро. Чтобы убить, к примеру, змею или изготовившегося к прыжку хищника. Это совсем не то, что стрельба по мишени.
— А ты носила портупею, как Анни Оукли?
— Нет, Дженни, у меня же не было револьвера. Но когда я была в вашем возрасте, девочки, все мужчины на ранчо ходили с «кольтами» за поясом.
— А ты когда-нибудь сражалась с индейцами, как в этом представлении?
— Нет, Бекки. К тому времени большинство индейцев уже находились в резервациях.
— Спорим, твой папа сражался, — сказала Дженни.
— О да. В молодости моему отцу и его братьям пришлось повоевать с индейцами и бандитами. Джаред счел нужным вмешаться.
— То, что вы видели, девочки, — это художественный вымысел. В настоящем сражении люди гибнут, — мрачно заметил он.
После представления близнецы бросились туда, где Анни Оукли и Буффало Бил подписывали программки. Пока они ждали, Китти сказала:
— Мне показалось, что вам не понравилась подобная интерпретация Дикого Запада.
— Наверное, потому, что Запад больше не дикий. Этот образ жизни канул в Лету, как и добрый старый Юг после Гражданской войны. На наших глазах исчезли рабство и южная аристократия, так же как и эпоха освоения Запада с ее виселицами и перестрелками. Мы взрослеем как нация, Кэтлин. Прошлое стало историей и принадлежит теперь летописцам и писателям.