Дубинин: Я узнал об этом совсем недавно. Непонятно, но я не придаю этому особого значения. Есть более странные вещи - например, цепочка следов, тянущаяся по снегу. Если бы, как предполагалось следствием, дятловцы несли кого-то пострадавшего, то были бы совсем иные следы - будто волокли волоком. Ну кто бы стал нести тяжелого взрослого человека "по воздуху"?.. Много непонятного.
Я: Вы были на похоронах сестры?
Дубинин: Да, но они проходили уже не при таком количестве народа, как в марте, когда хоронили первых найденных. Последние четверо были в закрытых гробах, их даже родственникам не показали. Папа, правда, как-то пробился, за пару дней до похорон увидел дочь. И сказал нам с мамой: "А вам смотреть не надо".
- Идите обедать, - позвала нас Татьяна - жена Игоря Александровича, и мы отправились за стол. Вадик, правда, пытался отказаться, но его жалкие доводы никто даже слушать не стал.
18.
- Если нужно, я могу дать вам Люсины записные книжки, - нерешительно сказал Игорь Александрович. - Я готовился к нашей встрече и перечитал их заново. Там есть дневник, бывший с Люсей в походе - в том самом, последнем. И там в конце - одна любопытная вещь… Сами увидите.
Мне тут же захотелось посмотреть дневник, но это было бы невежливо. Игорь Александрович дал мне небольшую пачечку записных книжек - с истертыми корочками и ветхими страницами, исписанными карандашом и чернилами.
Объевшись, будто клопы, мы с Вадиком смотрели, как хозяйка разливает чай и режет торт. Торт был роскошный, назвался "Пятерик".
- Потому что он из пяти компонентов, - сказала Татьяна.
Я еще раз подумала о том, что мне бы хотелось иметь таких родственников, как Дубинины. Но постеснялась им об этом сказать.
Мы просидели здесь еще час, я смотрела старинный китайский фотоальбом - черный, глянцевый, с аппликацией на обложке и папиросной бумагой между страницами. Со многих снимков на меня смотрела Люся - сначала крошечный ребенок, потом девчушка, девочка, девушка: с мамой и папой, с Игорем, с друзьями и одноклассниками, на отдыхе, в походах, в школе. Я всюду безошибочно узнавала милое личийо.
- Люся занималась в школьном драмкружке, - сказал Игорь Александрович, - она очень этим увлекалась. И как-то раз ей досталась роль Снежной Королевы. Я потом много видел всяких фильмов по Андерсену - но ни одной Снежной Королевы лучше Люси не было. Она так здорово передала этот ледяной характер…
Игорь Александрович замолчал.
Бережно упаковав старые записные книжки в специально выпрошенный для этой цели пакетик, я попрощалась с дубининским семейством, и мы с Вадиком начали спускаться вниз по лестнице. Я с трудом сдерживалась, чтобы не начать чтение прямо в подъезде.
Ладно, в машине почитаю.
Вадик завелся почти бесшумно, и мы поехали по страшным березовским колеям обратно в Екатеринбург.
- Сейчас пять пятнадцать, - сказал Вадик. - Я съезжу по делам и ровно в девять, к гонке, буду у тебя.
- Ага, - сказала я и покосилась за окно: уже полностью стемнело и расчет на "почитать" никак не оправдался.
Возле железнодорожного переезда мы снова встали. На этот раз, правда, тетка в оранжевой тужурке остановила нас не зря - издалека слышалось громыхание и пристукивание. Из темноты вырастал поезд.
- Товарняк, - сказал Вадик и полез в карман. Вытащил десятку и протянул мне. - Если товарняк идет, значит, надо держаться за денежку. Тогда будут деньги - их поезд привезет. - Смутился. - Это меня племянник научил.
Мы сидели в темноте и держались за денежку, каждый со своей стороны, а прямо перед нами мелькали темные вагоны неизвестного груза и назначения.
19.
- Три с половиной часа - не так уж и много, - сказала я свеженакормленному Шумахеру и сразу же отправилась к компьютеру. Документы сложила слева, как учили на машинописи. И открыла наконец первую из Люсиных записных книжек. Мне, конечно, хотелось поскорее прочитать последний дневник, но показалось, что правильнее будет пойти по порядку.
Первая книжечка, взятая мною, оказалась Люсиным песенником. В самом деле, ведь все туристы пели под гитару у костра, разучивали новые песни, и вот Люся записывала слова этих самых песен в светлокоричневый блокнотик, сейчас совершенно облезлый, а в 1959-м он, наверное, скрипел от собственной новизны и блестел корочками…