Поезд опять замедлил ход и остановился. Моска пошел в тамбур, открыл дверь и выглянул. Он видел, что лейтенант идет на станцию, чтобы отправить телеграмму во Франкфурт и вызвать санитарную машину. Больше на станции не было ни души. Французский городок, начинавшийся сразу же за станцией, был объят мраком и покоем.
Моска вернулся на свое место. Приятели мистера Джеральда, склонившись над ним, ободряли его, а мистер Джеральд нетерпеливо повторял:
– Да сам знаю, что это пустяковая царапина, но почему? Почему он это сделал?
А когда лейтенант вернулся и сообщил, что во Франкфурте их будет ждать санитарная машина, мистер Джеральд сказал ему:
– Поверьте, лейтенант, я его не провоцировал.
Спросите любого. Я ничего не сделал ему, ничего.
Почему он меня пырнул?
– Он просто чокнутый, вот и все, – ответил лейтенант. И добавил:
– Благодарите бога, сэр, Малруни, насколько я его знаю, метил вам в яйца.
Эти слова почему-то всех развеселили, словно серьезность намерений Малруни придала этому инциденту интересный оборот, а царапина мистера Джеральда превратилась в опасную рану. Лейтенант принес свой матрас и помог мистеру Джеральду улечься на него.
– В каком-то смысле вы оказали мне услугу.
Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе. Теперь он пару лет побудет в безопасном месте.
Моска не мог заснуть. Поезд тронулся, и он опять пошел в тамбур к двери, прислонился к стеклу и стал смотреть на проносящиеся мимо темные предместья, поля и леса. Он вспомнил, что почти такой же пейзаж медленно проплывал у него перед глазами, когда он ехал на броне танка или в кузове грузовика, или шел пехом, или полз на брюхе. Он считал, что никогда больше не увидит эту страну, и теперь ему было непонятно, почему же все так скверно вышло. Он же так долго мечтал о возвращении домой, а теперь вот снова на чужбине. И, стоя в полумраке вагона, он стал вспоминать свой первый вечер дома…
Квадратный плакатик, висящий на двери, гласил:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, УОЛТЕР!
Моска заметил, что такие же плакатики висят и на дверях обеих соседних квартир. Первое, что он увидел, переступив порог дома, была его фотография, которую он сделал перед самой отправкой за океан. А потом он попал в объятия матери и Глории, и Альф пожимал ему руку.
Они отступили от него на шаг, и воцарилось неловкое молчание.
– А ты постарел, – сказала мать, и все засмеялись. – Нет, я хочу сказать, ты повзрослел больше чем на три года.
– Да он не изменился, – сказала Глория. – Он ничуть не изменился.
– Герой-победитель возвращается на родину! – сказал Альф. – Да вы только взгляните на эти нашивки! Ты совершил какой-нибудь подвиг, Уолтер?
– Обычное дело, – ответил Моска, – у многих, кто был ранен, такой же набор наград.
Он снял свой бушлат и отдал его матери. Альф отправился на кухню и вернулся с подносом, уставленным стаканами.
– Господи! – изумился Уолтер. – Я-то думал, ты без ноги!
Он совершенно забыл, что мать писала ему об Альфе. Но брат, похоже, только и ждал этого момента. Он задрал штанину.
– Очень мило, – сказал Моска. – Здорово тебя починили, Альф.
– Черт побери! – пробурчал Альф. – Хотел бы я, чтобы у меня таких две было – ни тебе грибков, ни тебе вросших ногтей…
– Точно! – Моска похлопал брата по плечу и улыбнулся.
– Он одел протез специально к твоему приезду, Уолтер, – сказала мать. – Вообще-то дома он его не надевает, хотя и знает, что я не могу видеть его одноногого.
Альф поднял свой стакан.
– За героя-победителя! – провозгласил он и с улыбкой повернулся к Глории. – И за девушку, которая его ждала.
– За нашу семью, – сказала Глория.
– За моих детей, – сказала мать прочувствованно. И обвела взглядом всех, включая и Глорию. Все вопросительно посмотрели на Моску.
– Давайте-ка сначала выпьем по первой, а потом я что-нибудь придумаю.
Все засмеялись и выпили до дна.
– Ну а теперь ужинать, – сказала мать. – Альф, помоги мне накрыть на стол. – И они ушли на кухню. Моска сел в кресло.
– Ну и долгое же это было путешествие, – сказал он.
Глория подошла к камину и сняла с полочки фотографию Моски. Стоя к нему спиной, она сказала:
– Я приходила сюда каждую неделю и всякий раз смотрела на эту фотографию. Помогала твоей матери готовить ужин, мы ели все вместе, а потом садились здесь, глядели на эту фотографию и говорили о тебе. И так каждую неделю в течение трех лет – словно приходили на кладбище. Но вот ты вернулся, и на ней ты совсем на себя не похож.