— Ну-ну, детка, уж это ты хватила, — возразил Генри, изумленный таким поворотом в разговоре. Да как она может думать, что он ее не любит?
— Посуди сам, папа: когда мы любим кого-то, то любим этого человека таким, каков он есть, а вовсе не за те его качества, которые нам приятны.
При этих словах Энджелин взяла Генри за руку, и он не отдернул руки.
— Папа, ты всегда был моим героем. Что бы ты ни делал, как бы ни поступал, это не влияло на мою любовь к тебе. А вспомни, ведь и мама, и Роберт не отвернулись от тебя, не перестали любить даже тогда, когда ты проиграл в карты все наши деньги, включая и те, которые мама приберегла, чтобы Роберт смог учиться в колледже на Севере…
Генри удрученно повесил голову, однако попытался все же возразить.
— Просто я не хотел, чтобы мой сын учился в колледже этих проклятых янки!
Столь неожиданная попытка оправдания вызвала у Энджелин лишь улыбку.
— Папа, ты забыл, что это произошло задолго до войны с янки!
— А я уже тогда знал, что такая война когда-нибудь разразится, — упрямо гнул свое Генри.
— Ну, папа! — пытаясь сохранить остатки терпения, воззвала к отцу Энджелин. — А то, как ты заложил Скотткрофт, потому что тебе вздумалось купить дорогого рысака, который тебе приглянулся, ты, конечно, уже забыл?
На этот раз Генри, оправдываясь, чувствовал себя гораздо увереннее.
— А не ты ли сама потом без памяти влюбилась в этого жеребенка?
— Да, папа, все это так, но все же мы не могли тогда позволить себе столь дорогую покупку. Она нанесла нам непоправимый ущерб, от которого мы так до конца и не оправились. А потом дела пошли еще хуже — как только Король подрос и смог участвовать в скачках, ты принялся проигрывать его призы. И при этом мама не стала любить тебя меньше, не так ли?
— По-твоему выходит, дочка, что мы потеряли Скотткрофт из-за моих причуд. Этак, сдается мне, ты договоришься до того, что и война началась из-за меня!
Энджелин глубоко вздохнула. Теперь предстояло сказать отцу самое важное, для чего, собственно, она и затеяла весь разговор.
— Нет, папа, я просто пытаюсь убедить тебя, что мы не перестаем любить дорогого нам человека оттого только, что ему свойственны какие-то недостатки.
Генри улыбнулся, и в этой улыбке проскользнуло присущее ему лукавство.
— Словом, ты мне напомнила, что Господь Бог любит и заблудших своих овец.
— Вот именно. А раз Он может прощать, то почему бы тебе, папа, тоже этому не научиться?..
Казалось, Генри сдался под напором столь несокрушимых аргументов. Однако Энджелин понимала, что решающая схватка еще впереди, и приступила к изложению своей главной мысли:
— Мама умерла. Роберта тоже больше нет с нами. У тебя осталась только я, а у меня — лишь ты, папа. Я буду любить тебя до конца своих дней! Ну а если ты разлюбил меня… Ничего не поделаешь. Мне очень жаль, но это не заставит меня отказаться от Руарка. Даже если мне суждено испытать боль — значит, я вынесу и эту боль…
Похоже, она зашла слишком далеко. Генри был удивлен и раздосадован. В негодовании он воскликнул:
— Да что ты знаешь о любви? Ты что же, считаешь, что человеку не больно, когда больно его ребенку?
В глазах старика блеснули слезы.
— Разве ты не понимаешь, моя девочка, что, если тебе будет худо, мне будет во сто крат хуже?..
— Ах, папа, милый папа!
Генри раскрыл объятия, и Энджелин бросилась к нему, утопая в слезах. Прижав дочь к сердцу, он успокаивающе погладил ее по голове:
— Не хочется мне, чтобы ты поломала себе жизнь. Хватит того, что я сломал жизнь твоей матери!..
Энджелин, глядя на отца, улыбнулась сквозь слезы:
— Ну что ты, папа! Мама очень любила тебя и знала, что и ты ее любишь. У нее никогда не было никаких сожалений…
Руки Генри сильнее сжали талию Энджелин.
— Прости меня, детка, прости своего старого дурака отца. Уж больно мне хочется, чтобы ты была счастлива!
— Итак, я могу отправляться в Нью-Йорк с твоего благословения?
Генри выпустил дочь из объятий и, отступив на шаг, залюбовался ею.
— Этого я не говорил, детка. Не могу я дать своего благословения на то, что ты задумала! Ведь придет день, и Руарк Стюарт бросит тебя… Но я могу вместо этого дать тебе мою любовь, доченька. Знай — она всегда будет с тобой, что бы ни случилось…
Покинув конюшню, Энджелин, сгорая от нетерпения, побежала разыскивать Руарка. Не найдя его в кабинете, она торопливо взбежала по лестнице и заглянула в спальню. Но и там его тоже не оказалось. Разочарованная тем, что ей не удалось отыскать Руарка, Энджелин вернулась в свою комнату. Проведя в молчаливых размышлениях время до полудня, она услышала стук в дверь — это горничная пришла сообщить, что ленч готов. Энджелин вежливо ответила девушке, что скоро придет. Втайне она надеялась, что и Руарк уже вернулся с прогулки, но увидела за столом лишь Сару Стюарт.