Особенно,... 
66 
– Убирайтесь! Убирайтесь! И немедленно, сейчас же!
Гордон Берхарт опешил при виде такой вспышки ярости у сына и взглянул через плечо на епископа.
– Пожалуй, лучше будет, если вы… э… удалитесь на некоторое время, епископ, – деликатно посоветовал он. – Например, прогулка верхом – неплохая идея.
– Пойдемте! – решительно сказал лорд Спенсер, смело взяв на себя обязанность сгладить неприятный момент. – Мы вернемся в деревню и там поужинаем, А они пока тут со всем разберутся, да? Джозеф, найди Смизи и вели ему приготовить коляску.
Откашлявшись, Смизи вышел из стойла, где он буквально прирос к земле с того момента, как Эрика втащили в конюшню. Он быстро стал запрягать лошадь, пока Джозеф провожал во двор лорда Спенсера и Шрусбери.
Эрик, Роберт и Гордон молчали, пока Смизи не закончил работу. Как только он ушел. Гордон со вздохом повернулся к сыну:
– Ну как, здравый смысл вернулся к тебе?
– Вернулся? – горько рассмеялся Эрик. – Да там сокол пачкал мое кресло.
Гордон снова вздохнул:
– Эрик, ты теперь женат, и нужно привыкать…
– Привыкать! – взревел Эрик. – Там козел жевал мое знамя.
– Розамунда хотела как лучше, – вмешался Роберт, и Эрик сердито взглянул на него.
– А в углу корова наложила целую кучу!
Роберт расхохотался, но тут же отвернулся и закашлялся. А Гордон спросил:
– Почему бы тебе тогда просто не разрешить ей заниматься животными в конюшне?
Эрик тут же захлопнул рот. Прищурившись, Гордон продолжил:
– Она казалась вполне счастливой среди своих подопечных.
Эрик нахмурился, и перед его глазами возникла картина: его жена заботливо склонилась над уткой, перевязывая ей крыло, широко улыбалась и весело разговаривала. Трудно сказать, с кем она беседовала – с уткой или с ребенком, но одно было ясно: с животными у нее полное взаимопонимание. И все равно – разрешить ей посещать конюшню, куда будут приводить животных? Там же столько мужчин! Он скривился от этой мысли.
При виде его мрачного лица лорд Берхарт вздохнул:
– Я здесь всего лишь полдня, но мне уже кажется, что ты ведешь себя как идиот. – Увидев удивленное лицо Эрика, он пожал плечами. – Ты сделал Смизи старшим конюхом. Зачем?
Явно растерявшись, Эрик пробормотал:
– Потому что он умеет обращаться с животными.
Гордон кивнул:
– А кого ты выбрал командиром для своих рыцарей?
Эрик заморгал:
– Прирожденного предводителя, организованного и хорошо соображающего в бою.
– Именно. И я учил тебя использовать таланты людей. Я говорил тебе, что если ты этого не сделаешь, то они найдут им применение в другом месте или заскучают, ожесточатся, попадут в беду. Разве нет?
– Да.
– И, однако же, именно так ты поступаешь со своей женой.
Эрик дернулся, словно его ударили. Но отец еще не закончил.
– С твоими страхами по поводу ее возможной неверности и попытками не допустить подобного ты сам подтолкнешь ее именно к этому. – Он коротко рассмеялся при виде изумления на лице Эрика. – Что? Думал, я тебя не понимаю, сын? Ты не против того, чтобы с ней советовались в замке, как лечить животных. Ты, возможно, не возражал бы и против их присутствия в замке, если бы они не испражнялись повсюду. А раз дело не в животных, то к кому ты пытаешься ее не пустить?
Когда Эрик, устыдившись, отвернулся. Гордон с силой повернул его лицом к себе:
– Поверь мне, сын. Ты ведь не допустишь в отношении своей жены такую же ошибку, какую я допустил с твоей матерью.
Эрик застыл:
– Что?
Гордон вздохнул, прислонился к стене, и его невидящий взгляд устремился куда-то вдаль.
– Твоя мать была талантливой целительницей, когда мы поженились.
Эрик вздрогнул:
– Я не знал этого.
– Да, это была моя вина. – Покачав головой, Гордон продолжил: – Она помогала своей матери ухаживать за больными, когда была еще малышкой, слугам в замке, воинам и даже больным и раненым в деревне. Потом мы поженились. – Гордон на мгновение опустил голову. – Она хотела и дальше заниматься целительством, но я запретил ей. У нас уже был деревенский лекарь, и я не видел причин для того, чтобы моя благородная жена тоже занималась этим. Она постоянно уговаривала меня, но я был тверд… вернее, упрям, – с горечью произнес он. – Я сказал ей, что ее дело – рожать мне детей и следить за порядком в замке. Через некоторое время она как будто смирилась. И поначалу мне казалось… Я убедил себя, что она довольна жизнью. Но это было не так. Она думала, что я ценю ее только как племенную кобылу. И хотя она любила тебя, твоего брата и сестер, она охладела ко мне. Ее любовь умерла. Замолчав, он устало покачал головой. – Она была прекрасна. И меня не должно было удивлять, что другие видели в ней то, чего не понимал я. И ее неудовлетворенность не осталась незамеченной. В конце концов появился другой мужчина, который смог убедить ее, что ценит в ней то, чего не вижу я, и уговорил бежать с ним. Я бы понял, в чем дело, если бы не был так увлечен делами в своих владениях. – В этих словах явственно сквозило отвращение Гордона к самому себе. – Не повтори моей ошибки, сын. Цени таланты своей жены. Используй их. Дай ей возможность быть здесь не только племенной кобылой.
66 
