— Говорить или действовать? — спросила она чувственным, как струящийся шёлк, голосом.
Вместо ответа он коснулся ртом её бедра, задержавшись немного, прежде чем продвинуться дальше вверх. От прикосновения его усов у неё по коже побежали мурашки. Она простонала в восхищении, и он поднял голову, послав ей вызывающий взгляд.
— Насколько смелой ты чувствуешь себя сегодня, дорогая, в этих нарядных перьях и с таким одурманенным взором?
Она с озорством посмотрела на него, облизывая губы:
— Смела до чёртиков.
— А если я скажу, что хочу заняться с тобой любовью здесь и прямо сейчас?
— На стойке бара? — спросила она, слегка приподнимая бровь.
— На стойке, на полу, может быть, даже на бильярдном столе.
Она рассмеялась негромко и похотливо, в глазах искрилось веселье.
— На бильярдном столе? По-моему, это несколько рискованно, милый? Будет обидно, если в угловом мешочке застрянут не те шары. Не та форма, знаешь ли.
Он расхохотался:
— Ах, Бостон, ты очаровываешь меня! То ты тиран, то шлюха — колдовское сочетание.
Обняв её за талию со страстным обещанием в глазах, он медленно опустился вместе с ней на жёсткую, полированную поверхность стойки бара…
ГЛАВА 23
На следующее утро Хетер, проснувшись, почувствовала, что голова у неё вот-вот отвалится. Она была бы этому рада, хотя бы потому, что избавилась бы от головной боли. Её тошнило, язык был как наждачная бумага, и она с трудом выползла из кровати.
Даже глаза болели и были такими чувствительными к свету, что ей пришлось сощуриться, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Увидев своё отражение, она скривилась. Боже милостивый! Она была похожа на ведьму! Нет, пожалуй, лучше было бы сравнить её с бешеным енотом, потому что краска для глаз размазалась тёмными пятнами на щеках, а волосы торчали во все стороны. В общем, она выглядела чуть лучше покойника и чувствовала себя соответственно.
Чинг Юнг, благослови Господь его душу, принёс поднос с печеньем и слабый чай, но прошло почти полдня, прежде чем Хетер почувствовала себя достаточно окрепшей и рискнула спуститься вниз. Она тут же пожалела об этом, потому что Морган, только взглянув на неё, стал корчиться от смеха.
— У тебя потрёпанный вид, принцесса, — сообщил он ей без капли сочувствия. Она фыркнула в ответ:
— Блестящая дедукция, мистер Стоун. Может быть, вы и в самом деле детектив?
Она осторожно опустилась на стул и обхватила больную голову руками.
— Что было в этих напитках с апельсиновым вкусом, которые я пила вчера?
Морган изобразил на лице святую невинность, что, впрочем, ему плохо удавалось.
— Ничего особенного, а в чём дело?
— Потому что я чувствую себя так, будто через мою голову проносятся локомотивы, а желудок вот-вот вывернется наизнанку.
Морган изобразил на своём лице озабоченность.
— Может быть, ты чем-нибудь заболела? Она пронзила его гневным взглядом.
— Или, может, ты подмешал чего-нибудь в те стаканы? — предположила она.
— Послушай, как я мог это сделать, когда первый из них даже не предназначался тебе?
Она покачала головой — ещё одна ошибка — и простонала:
— Я не знаю и слишком измучена, чтобы думать об этом сейчас. Я просто хочу сидеть здесь и тихо умирать.
Но её желанию не суждено было сбыться. Она не только не умерла, но, когда салон заработал, покой стал для неё далёким воспоминанием. Среди звона чашек и стаканов и безжалостной болтовни и смеха клиентов Хетер хотелось кричать, и её удерживала только мысль, что от этого плохое самочувствие станет ещё хуже. А когда Ллойд сел за пианино и начал наигрывать весёленький мотивчик, она подлетела к нему и пригрозила отдавить пальцы крышкой пианино, если он не прекратит.
Он посмотрел на неё насторожённым взглядом:
— Какая-то ты нервная сегодня. Не с той ноги встала?
Морган засмеялся и ответил за неё:
— Нет, она, вероятно, очень туго затянула корсет, и кровь ударила ей в голову.
Прежде чем Хетер успела ответить что-нибудь язвительное в том же духе один из джентльменов, игравших в бильярд, поднял какой-то предмет и громко спросил:
— Эй! Кто из вас, девушки, потерял подвязку?
Одного взгляда на красную, отороченную кружевами атласную подвязку было достаточно, чтобы Хетер захотелось заползти в какую-нибудь дыру и утащить её с собой. Чёрт возьми! Затем она немножко успокоилась. На проклятой находке не было её имени, и она не собиралась во всеуслышание заявлять о том, кому она принадлежит. Она вздохнула с облегчением, что вокруг не валялись более интимные предметы её туалета — корсет, чулки или упаси Господи, штанишки. Внезапно ей захотелось броситься наверх и проверить наличие остальных предметов своей одежды.