Действительно, когда она назвала водителю адрес — детский приют «Саммерстафф», — его лицо застыло. Золотистые глаза превратились в льдинки. В лимузине рядом с ней сидел высокий, широкоплечий и неподвижный манекен.
— Есть особая причина, по которой ты хотела, чтобы я туда поехал? — спросил он. Она никогда не слышала от него такого холодного тона.
— Да, конечно. Каждый год детский приют «Саммерстафф» устраивает мальчишкам праздник. Фактически несколько раз в год, потому что парни приходят и уходят. Хорошо, когда помогают добровольцы. Но летом с этим трудно. Одни уезжают на отдых, другие работают где-то далеко. Кроме того, нам нравится, когда приезжают наши спонсоры — пусть дети видят своих благодетелей.
Он повернулся к ней и ласково взял за руку.
— Ребекка, я верю, что ты искренне отдаешься этому делу. И я знаю, что тебе хочется думать обо мне как об очень хорошем человеке. На самом деле это неправда. Но как тебе пришло в голову привезти меня сюда? Это какой-то дьявольский замысел.
— Прости, — вздохнула она. — Да, конечно, я знаю, что это нехорошо: привезти тебя в приют, не сказав, куда мы едем. Но черт возьми, Логан, ведь это так много значит для этих парнишек. Увидеть живое доказательство, что они тоже могут добиться успеха. Ты знаешь, что именно ты живое доказательство?
Напряжение полностью так и не оставило его, когда они подъехали к приюту. Логан мрачно оглядывал ветхие домишки. Каким-то образом он ухитрялся во время визитов в город избегать этих мест.
— Не самая безопасная часть города, — заметил он с явной натянутостью в голосе.
— Здесь живут эти дети. — Ребекка вздернула подбородок. — Так что и мы вполне сможем выжить здесь, хотя бы несколько часов. — Она чуть не сказала ему, что бедность не бывает красивой. Чуть не дала ему стандартный ответ, какой дала бы любому, сделавшему такое замечание. Но говорить о бедности Логану... Это прозвучало бы как оскорбление. Он знал о бедности, о ее уродстве больше, чем она.
В ту минуту, когда они вошли в дверь приюта, Ребекка поняла, что совершила роковую ошибку. Казалось, боль сковала его, хотя он, отвечая на вопросы детей, вежливо улыбался и выдавливал несколько полагающихся слов. А дети буквально засыпали его вопросами. Он говорил запинаясь, осторожно.
Ей хотелось помочь ему, поддержать, но ведь она приехала сюда ради детей. Они нуждались в ней. Она должна быть с ними. Ребекка обошла комнату и остановилась возле каждого. Поговорила, обняла. Когда пришло время раздавать подарки, она протиснулась к Логану.
— Все в порядке, — усмехнулся он в ответ на ее вопросительный взгляд. — Я буду играть роль богатого человека, не забывающего о своей выгоде. Я помогу тебе с подарками. Дети не виноваты, что я не способен вынести такую... близость. Ты тоже не виновата. Но после этого, Ребекка, ничего больше. Деньги — этого мало. Их не хватит, даже если я отдам все до пенни. Понимаешь?
— Понимаю, Логан, — печально кивнула она. Ребекка сочувствовала ему: он не может сломать стены и открыть сердце. Несчастных детей слишком много, доброй воли, отданной им, не хватит на всех. И это больше того, что Логан способен вынести. Да и кто будет спокойно смотреть на несчастное лицо ребенка, который страдает из-за того, что взрослый что-то не смог для него сделать?
Логан улыбался детям, которые подходили к нему, чтобы получить подарки. Дети с печальными глазами, слишком много и слишком рано узнавшие о мире. Логан ласково разговаривал с ними: обсуждал достоинства бейсбольных команд Чикаго, шутил над героями фильмов. Он говорил о пустяках, дети тоже. И Ребекка понимала почему. Шутливая, легкая болтовня отвлекала их от мыслей о темных сторонах жизни. В этом и заключалась тактика выживания. И Логан, и дети прекрасно знали правила игры, если на кон поставлена жизнь.
Когда они наконец вышли из приюта и сели в машину, она подождала, пока водитель закроет дверь, и придвинулась к Логану. Минуты шли. Он молчал. Она не прерывала тишину. Наконец Ребекка коснулась его руки. Он вздрогнул.
— Прости, — проговорила Ребекка. — До сих пор, по-моему, я не понимала, что ты должен чувствовать. Вероятно, по-настоящему я и теперь не понимаю. Но все же уже кое-что знаю. И главное то, что поступила неправильно.
— Не совершай еще одну ошибку, жалея меня. — Наконец он повернулся к ней. В золотистых глазах затравленное выражение. В голосе натянутость и злость. — Жалей этих детей. Они нуждаются в твоей заботе. Я совершил рывок много лет назад. И теперь веду богатую, насыщенную жизнь. Именно такую, какую хочу. Мое детство — древняя история, давно прошедшая.