— Вы так говорите, Логан, потому что думаете, будто у меня есть какое-то настоящее горе. Но это всего лишь кино.
Он застыл.
— Простите?
Она приподняла изящное плечо и посмотрела на него из-под опущенных век.
— Простите. Мне очень жаль. Я не хотела смущать вас. Но я плакала потому... что фильм такой печальный.
Логан крепко прижал ее к себе и спрятал свое лицо в ее волосах, чтобы она не могла видеть его улыбку.
— Логан, вы не обиделись? Нет? Конечно, я могла бы сказать, в чем причина, до того, как вы...
— ...взбесился до крайности? — спросил он и наконец засмеялся.
— Вы не сердитесь, что я слезами промочила вашу рубашку?
Он взял ее за подбородок.
— В самом деле было хорошее кино? — низким голосом спросил он, стараясь не показать своего буйного веселья. Она и так уже смущена.
Ребекка кивнула.
— Старое. Черно-белое. Герой в конце умирает. Трагически. Мне такие фильмы очень нравятся, — призналась она.
Логан смотрел на нее и улыбался, а потом откровенно расхохотался. Она оцепенела.
— Это и правда был очень печальный фильм, Логан Брюстер, — настаивала она. — Если бы вы его видели...
— Хотел бы я его видеть. Вы часто смотрите старые печальные картины?
Со скорбным видом она кивнула.
— Это моя слабость. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Несомненно. — Он точно знал, что она имеет в виду. К несчастью, похоже, что Ребекка тоже становится его слабостью. Но в данный момент его это не беспокоило. Напротив, теперь он испытывал огромное облегчение. Она плакала всего лишь из-за старого фильма.
Он снова хохотнул.
— Это вовсе не было забавно. — Она скрестила руки, стараясь выглядеть сердитой.
— Вам не кажется смешным, что я ворвался сюда с намерением залечить ваши раны, организовать психотерапию и куриный бульон, а вы всего лишь смотрели кино?
Ребекка вскинула брови. Улыбка, которой ему так не хватало, снова появилась у нее на губах.
— Вы выглядели очень... выразительно, Логан, — утешила она его. — Если бы я попала в беду, вы были бы именно тем лекарством, что доктор прописал.
— Вместо этого я просто помешал вам досмотреть кино.
— Нет, фильм уже кончился. Я просто приходила в себя.
— А сейчас... кажется, все в порядке, — вдруг охрипшим голосом прошептал он. Как она прекрасна! Потрясающая и трогательная. Логан невероятно остро ощутил мягкость ее груди под тонким красным шелком.
— Да. — Ее дыхание, теплое и мятное, овеяло его лицо.
Зал вдруг показался меньше, чем был на самом деле. А воздух загустел.
— Ребекка?
— Да?
— Простите. Но сейчас я собираюсь вас поцеловать. Если вы хотите бежать, бегите быстрее.
Ей бы и правда надо бежать. Но она уже столько дней мечтала о том, чтобы он снова ласкал ее. Хоть немного утолить это желание... Ребекка запустила пальцы ему в волосы и нагнула голову так, чтобы их губы легче встретились. И растворилась в его поцелуе.
Ясно, что она ведет безумную игру. Таким способом не выиграть бег на длинной дистанции. Но ощутить, как сминаются губы Логана, прижатые к ее губам, как напрягаются руки, обхватившие ее, — это просто необходимое перемирие в постоянной борьбе с собственной волей. Только на один момент она перестанет перетягивать канат, пусть все идет как идет, а она будет наслаждаться.
Ребекка мечтала о его ласках. Если она хочет выбросить его из своего сердца, может, сейчас дать волю чувствам? Позволить этим искусным губам проложить пути по ее телу. Она откинула голову назад, пока он исследовал губами кожу на шее, с томительной медлительностью продвигался по горлу, опускался все ниже. Раздвинул тонкую ткань халата. Поцелуи бабочками взлетали по холмикам ее грудей, все более усиливая жгучее желание. Конечно, после этого она вылечится от неудержимого стремления быть рядом с ним. Избавится от желания чувствовать его пальцы на своем теле.
— Позволь мне потрогать тебя, — прошептала она. — Пожалуйста. — Наклонившись вперед, она ухватилась за пуговицу на его рубашке. Расстегнула ее и прижалась губами к жаркой коже на груди. Пальцы раздвинули ткань рубашки, перебирая мягкие волосы на груди.
— Ребекка, — простонал он, отодвигая ее назад для следующего поцелуя. — Я хочу тебя так, как годами не хотел никого. Любимая, ты убиваешь меня.
Он целовал ее снова. Покусывая, облизывая, поглощая ее губы. Он был жаркий, требовательный и абсолютно владел ситуацией. Ребекка чувствовала себя так, будто ее уже нет: она растворилась в нем, и потеря себя ее совсем не трогала. Это ее-то, которая так боролась за сохранение своего «я»!