46 
Паника вновь вернулась, скрутила тугим жгутом внутренности. Ужас лишал сил, мешал двигаться, не давал мыслить здраво.
Это все гроза, просто гроза собирается… Вот уже и первые капли ударили по траве…
Дождь. Стена дождя. Ветви по лицу. Мокрая трава в ноги. Не пускает. Держит. Ветер.
Почему так холодно? Почему так страшно? Почему так тяжело идти? Нет, бежать. Куда я бегу?
Запах. Тяжелый, сладкий, тошнотворный запах, пробивающийся даже сквозь ветер, дождь и сырую листву.
Это кровь. Откуда здесь кровь…
Она на руках, на одежде, на сырых ветках, на мокрой траве, она везде. Дождь смывает ее, но кровь все равно повсюду. Вот что чувствовала та леди, жена Макбета… Бедняжка! Выносить этот запах…
Я бегу, спотыкаюсь, тяну за собой мертвое тело. Бледные, забрызганные грязью ноги мертвой девушки то и дело цепляются за кусты и камни, и тогда я злюсь.
Она такая тяжелая и неудобная, эта дурочка! Она все портит. Работа была выполнена безукоризненно. Сначала – бечевка, впившаяся в горло. Хрип. Содрогание тела, из которого уходит жизнь. Потом – два удара ножом. Кровь из перерезанных вен на руках. Все идеально. А главное – точно так, как это мне явилось во сне. Всего два удара ножом – и моя Адди воспарила красавицей, свободная от уродства собственной плоти.
Проклятье! Не всё! Я едва не забыл самое главное.
Я опускаюсь на колени перед телом. Одним движением рву мокрое платье от ворота до самого низа. Вынимаю из кармана нож.
Это очень просто, потому что она больше не орет и не дергается, она ведь уже мертвая.
Потом я складываю ее в чемодан – вуаля. Нет больше громоздкой оболочки моей Адди, есть лишь наша любовь, скрепленная кровью. А сучке я отомщу. Она лишила меня этой любви на долгие три года…
Красавица и Чудовище. Старая, старая сказка.
Жаль только, что у его сказки не будет счастливого конца…
Я хочу, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Ты и я. И нет ни времени, ни пространства. Только мы.
Так и будет. Мы всегда будем вместе.
Обещай мне. Обещай, что всегда будешь любить меня так, как сегодня.
Люби меня. Пожалуйста, люби меня сейчас!
Не сейчас. Я не могу.
Я прошу тебя.
Не сейчас. Сейчас тебе придется уйти.
Я не могу без тебя. Я умру без тебя.
Если ты останешься, я причиню тебе боль.
Ты не можешь причинить мне боль.
Но я это сделаю.
Нет!..
Проклятая сучка! Я больше не слышу мою Адди! Она отравила ее мозг, заставила ее усомниться. О, как она поплатится за это!
Джеки торопливо вытащила из кармана куртки телефон – и едва не заплакала от бессилия. Батарея села.
Она боялась выглянуть в окно – вот в чем все дело. Она ходила по комнате как заведенная и боялась посмотреть на улицу.
А потом ужас и тьма стали совершенно невыносимыми – и Джеки О’Брайен на ватных ногах пошла к двери. Молча отомкнула замок. Открыла дверь. Вышла на деревянное крылечко…
Это было леденящее и зловещее, но одновременно и совершенно нереальное зрелище. Дом Каллаханов стоял немного под горой, так что дорога появлялась как бы сверху… И сейчас посередине этой дороги стоял Черный Человек в черном дождевике и капюшоне, надвинутом на глаза. Солнце – последнее, предгрозовое – светило ему в спину, и потому Джеки был виден только силуэт: черный, страшный, фантастический.
Джеки прислонилась к притолоке, потому что ноги отказывались ее держать.
Оставалось надеяться на чудо… Оно и произошло, и Джеки потеряла сознание.
Честно говоря, потом она просто ничего не помнила. Помнила разве что, как черная фигура медленно двинулась к ней, а еще помнила, как ползла от нее прочь – ноги не держали, и Джеки упала практически сразу.
Потом было очень больно – Черный Человек схватил ее за волосы и держал, и тащил, а потом Джеки перестала соображать.
В голове гудело. Ужасный, низкий гул с отдельными вкраплениями высоких частот. Эффект поразительный – сильно тошнит.
Еще тошнило от запаха. Это даже не запах. Это вонь. Она скользкая на ощупь, ее можно потрогать.
Пила в мозгу взвизгнула особенно мерзко, желудок Джеки подпрыгнул к самому горлу.
Она попыталась приоткрыть глаза, но желудок сказал категорическое «нет». Тогда Джеки решила двигаться медленно. Миллиметр за миллиметром.
Сквозь пелену и красноватую дымку проступали неясные очертания чего-то геометрического грязно-бурого цвета. Чуть левее находилось что-то дрыгающееся, ярко-оранжевое, несомненно живое. Вокруг оранжевого колебались тени – тоже бурые, но более темного оттенка.
46 
