Особенно,... 
66 
Саймон так и не появился. Карл спрашивал о нем, но его интересовало не где он сейчас, а как у него вообще дела. Похоже, никто и не ждал его к обеду. Печально, что Саймон избегает общества родных, но сейчас Оливия была этому даже рада. Она до сих пор не могла прийти в себя после утреннего происшествия.
Оливия поднялась, желая помочь Натали убрать со стола, накрытого бумажной скатертью патриотической красно-бело-голубой расцветки.
– Почему вам неловко за себя?
Натали переложила фруктовый салат в отдельную миску и вложила бумажные стаканчики один в другой.
– Неловко – не то слово. Стыдно. – Она бросила смущенный взгляд в сторону Оливии. – Нет, я поступила правильно, и Александр был прекрасным человеком. Я не хочу, чтобы мои дети считали, будто я не уважала его. Он мне очень нравился. Со временем я даже полюбила его. Мы прожили вместе счастливую жизнь. Если бы у меня была возможность выбора, я поступила бы точно так же. – Она стала успокаиваться, перебирая стаканчики.
– И что? – осторожно спросила Оливия. – Как же вы поступили?
– По сегодняшним меркам мой поступок можно назвать мелочным и трусливым. В сущности, это было предательство, хотя многие скажут, что мной руководил трезвый расчет.
– Вы вышли замуж за Александра из-за денег?
– Пожар на военно-морской базе Перл-Харбор был потушен, тела погибших погребены, ущерб оценен, и каждый американец думал только о том, как бы поскорее записаться добровольцем в армию. Карл был одним из первых. Не успела я сказать ему, что нам надо бы пожениться до его отъезда, он уже стоял в форме, готовый к отплытию в Европу.
Шел 1942 год. Восьмого февраля – я навсегда запомнила этот день – Карл пришел попрощаться. Мы с ним решили, что на вокзал мне ехать не стоит – слишком тяжелое это испытание. Ночь накануне его отъезда мы провели в ангаре.
Там было холодно, но мы лежали обнявшись, согревая друг друга. Нам некуда было больше идти.
Взошло солнце, и час настал, неумолимый и жестокий. Нас окружали голые поля, покрытые льдом. В этом хмуром пейзаже было своеобразное очарование, если бы не наша разлука.
Мы молчали. Говорить было не о чем. Карл принял решение, и я его в этом поддерживала. Но куда он едет и что его ждет? Бог знает. Нам еще ни разу не приходилось разлучаться.
Три раза он подходил к двери и три раза возвращался, не в силах уйти от меня. Наконец, собравшись с духом, он взялся за ручку двери и обернулся. Я помню этот момент так же отчетливо, как нашу первую встречу, когда мне было пять лет. Он и одет был почти так же – кепка и куртка, рабочие брюки, ботинки. Прядь волос упала ему на лоб. Мы оба знали, что уже вечером его волосы станут совсем короткими. Он смотрел на меня, и его глаза ласкали, любили, согревали меня. Потом он нагнул голову и вышел из ангара.
Мое сердце рванулось вслед за ним. Я подбежала к двери и долго глядела, как он удаляется, шагая по тропинке, ведущей к его дому, пока совсем не скрылся за поворотом.
Тогда я села на пол и зарыдала. Если бы не его твердая решимость сражаться за правое дело, я бы бросилась за ним и стала бы умолять остаться. Но это было бессмысленно. И мне оставалось только плакать.
Нет, со мной все в порядке… Дайте мне минуту, чтобы собраться с мыслями.
Это был… о Господи… самый горький день в моей жизни.
Ну вот, я готова продолжать. Но вы ведь хотите знать, почему мы не поженились до его отъезда.
Можете мне не верить, но Карл так и не сделал мне предложения. Все произошло так стремительно – за какие-нибудь несколько дней. Я надеялась, что мы поженимся, когда он вернется с войны. Если вернется. Гитлер развязал чудовищную бойню. Тогда мы еще не знали всех подробностей, но понимали, что это самая страшная война за всю историю человечества.
Как мог этому противостоять Карл, добрый, мягкий человек? Я убеждала себя, что он сильный и решительный, что он непременно выберется живым и невредимым из этой мясорубки. Но кто спасет его от бомб и шальной пули?
Мне было семнадцать в то время, и я с ума сходила от тревоги за него. Да, я очень хотела, чтобы он сделал мне предложение перед отъездом. Тогда у меня был бы повод отказать Александру. Еще раз повторяю, это вовсе не означает, что Александр был плохим человеком.
Но я любила Карла.
Обиделась ли я, что он не сделал мне предложения? Нет.
Впрочем, зачем лгать? Конечно, обиделась. Дни, последовавшие за его отъездом, явились для меня сущей пыткой, и только злость не давала мне сойти с ума. Но я должна сказать, Оливия, – и это важно, поверьте, – что вышла замуж за Александра вовсе не от отчаяния. У меня были на это более веские причины.
66 
