23 
Если бы была жива ее мать, если бы у тети Бет был опыт воспитания девочек, а не шумных и развязных близнецов — возможно, тогда Сэнди знала бы, как называется чувство, которое она испытывала к Дону Каллахану.
Влюбленность.
Но она слишком привыкла считать себя калекой, немножечко изгоем, не такой, как все… Разумеется, она чувствовала, что Дона к ней тянет, влечет, что он испытывает очень сильные чувства, сжимая ее в объятиях — но Сэнди никак не допускала мысли, что это можно назвать любовью.
И тем не менее она ему доверяла. Маленькая робкая кошка доверчиво бродила по чужому дому, осваиваясь и наполняясь теплом этого места.
От ее собственной семьи не осталось ни-че-го. Все фотографии сгорели. Единственные воспоминания о родителях принадлежали, как ни крути, пятилетней девочке. Мама — красивая, с каштановыми локонами, теплая и пахнувшая корицей… Отец — веселый, шумный, неистощимый на выдумки и сюрпризы великан с ясными серыми глазами…
Дядя Дик всю жизнь оберегал ее от публикаций на тему гибели семьи Кроуфорд, но Сэнди все равно многое читала. И даже зная многое — сердцем все равно не могла поверить, что отец, папа мог сделать такое! Он слишком их любил.
У нее не осталось ничего материального. Ни фотографии, ни вещей из детства, ни маминого подвенечного платья, ни папиной бейсболки…
Сейчас она бродила по очень странному дому. Нет, необычного в нем не было ничего, просто Дон Каллахан и его квартира совершенно не вязались друг с другом. Сэнди не удивлялась. Ведь Дона она знает всего два дня — а о том, что первое впечатление обманчиво, известно давно.
Начать хоть даже и с мебели… Квартира среднестатистического американца узнаваема. Много бытовой техники, непременные портреты семейства на отдельной полочке, типовая мебель.
В доме Каллахана не было ничего подобного.
Резной деревянный буфет в гостиной — на дверях искусно вырезаны причудливые узоры, диковинные звери и птицы.
Комод — тоже старинный, красного дерева, полированный и элегантный, а на нем не просто несколько рамочек с фотографиями — лес! Море! Целая демонстрация!
Рыжие, хохочущие, тонкие и звонкие, словно эльфы, люди. Красивая рыжеволосая женщина в костюме цыганки. Две веселых девчонки, похожие друг на друга, потом они же — но уже постарше, неимоверно красивые, смеющиеся, солнечные.
Хмурый темноволосый великан весьма преклонных лет, очень похож на Дона, вернее Дон на него, ибо великану никак не меньше шестидесяти. Великан позирует на фоне бескрайнего моря зелени, одет в грубые высокие башмаки, брезентовые рыбацкие штаны и куртку, голова непокрыта, и в густой темной шевелюре лишь немного седины… А к его плечу припала худенькая пожилая женщина в черном, и ее рыжие волосы уже подернулись пеплом времени, но великан обнимает ее за плечи с такой нежностью, что сжимается сердце…
Бесчисленное количество детских фотографий. Беззубые, кудрявые, лысые, чумазые, перепачканные, что-то орущие, бьющие друг друга лопаткой по голове, верхом на пони, в каноэ, на дереве, голые в тазу, замотанные до глаз шарфами в сугробе — детишек, судя по всему, было не меньше десятка.
А по стенам гостиной и кухни, коридора и спальни — еще фотографии, детские рисунки, открытки с изображением разных городов, шутливые пожелания Дону, сувенирные магнитики и тарелочки, вымпелы и флаги, большой медный герб, на котором медведь, встав на задние лапы, сжимает тяжелый двуручный меч…
Это была семья. Настоящая, любящая, нежная, отважная семья, в которой все друг друга боготворили. У Сэнди навернулись слезы на глаза, но при этом она улыбалась. Дон сказал, что живет один… это не так. Все эти фотографии просто напоминали ему: ты не один, ты — один из нас. Мы с тобой, мы рядом, и, если ты упадешь, мы сомкнемся над тобой, как живой щит, мы поднимем тебя и вытащим из любой передряги, мы любим тебя и не можем без тебя жить.
Внимание Сэнди привлекла еще одна фотография — красивая молодая женщина в камуфляжных брюках и черной майке-борцовке. В руках у женщины была, судя по всему, профессиональная фотокамера, а стояла женщина возле джипа Дона. Чья-то немилосердная, явно детская рука пририсовала женщине изящные рожки, хвост и остренькие клыки. Тем не менее фотография стояла рядом с остальными — вероятно, красивая женщина тоже была членом семьи?
За окном смеркалось, и Сэнди загрустила, как и всегда в сумерках. Зажигать свет она побаивалась, поэтому оставалось одно — лечь спать. Сэнди поднялась в спальню и осторожно прилегла на краешек кровати, не разбирая ее. Дон вернется и отвезет ее к дяде Дику…
23 
