90 
Интересно, Прасковья свои сокровища каждый раз, когда домой возвращается, проверяет, или нет? А то полезет сейчас поглядеть: «А где мои денежки?» А денежки-то тю-тю. Тут и думать не надо, кто их мог взять, если на хрен знает сколько километров вокруг из людей только она, да я. Она меня тогда точно удавит.
Вообще странно: пять тысяч рублей, не больше не меньше. То, что сумма круглая, да еще и в одинаковых купюрах по пятьсот рублей, наталкивает на размышления, ведущие к совершенно определенным выводам. А именно — это часть платы, полученной Прасковьей за то, чтобы спрятать меня. Вернее сказать: удерживать от возвращения в родные пенаты. Тогда сразу вдогонку размышление два: сумма не слишком большая. Я бы даже сказала — крошечная. Может, для Прасковьи это и целое состояние, но за какие-то жалкие пять тысяч подводить себя под монастырь — увольте. Соучастие в похищении человека дорогого стоит. По крайней мере, если в годы будущей отсидки переводить. Она что, этого не понимает? Выходит, что нет. Или всерьез надеется, что потом ее подельники за меня еще столько отвалят, что ей до конца жизни хватит. Эх, как же я ее обломаю в данном отношении! Так жалко ее, так жалко.
А с какой стати меня вообще волнует ее материальное благополучие? Это, видать, от частых ударов по голове слегка крыша поехала. Эх, жаль, что Прасковья так быстро вернулась со своих раскопок. Можно сказать, весь кайф побега мне обломала, вредная бабка.
Эй, не расслабляться! Не забывай, что Прасковья в любую секунду может зайти к тебе, а надежды на то, что она отрубится, попив своего пойла, мало. Ой, накаркала! Она идет сюда! Мамочки!…
* * *
«Газель» затормозила возле выкрашенного в смесь голубых и синих цветов УАЗик. Команда высыпала наружу.
— Есть! — закричал Алексей, первым увидев прибитую к оштукатуренному и покрашенному в яичный цвет дому табличку «Калининское отделение милиции».
— Ну, я же говорил! — улыбнулся Васильич. — Ладно, нечего нам всей толпой туда валить. А то люди напрягутся. Пойдем мы с Яковлевичем, и ты, Леша. А вы нас пока подождите.
Тема и Саша уныло переглянулись. Дядя Саша принял все как должное. Впрочем, возражений ни у кого не было. Все понимали, что Васильич, безусловно, прав.
В отделении милиции слышалась самая натуральная ругань. От используемых матерных междометий даже у привычного ко всему Матвея Яковлевича встали дыбом волосы.
— Слышь, Васильич, ты уверен, что мы попали туда, куда надо?
— Уже нет. Что-то здесь забавное происходит, сейчас выясним.
В кабинете они обнаружили рассевшегося в старом истрепанном кресле капитана, чье брюхо с трудом помещалось в узком пространстве между столом и креслом, и сухощавого бородатого очкарика неопределенного возраста. При виде делегации они разом замолчали и вопросительно поглядели на вошедших.
— Чё надо? — рявкнул капитан.
— Нам бы справку получить, — начал Матвей Яковлевич, как капитан его перебил:
— Секретарша в отпуске, без справок обойдетесь. Свободны!
Васильич побагровел. Столь неприкрытое хамство от коллеги в свой адрес он слышал впервые.
— Вам просто справку получить, а у меня в жену стреляли, и то этому мерзавцу, как с гуся вода! — повернулся к Матвею очкарик. — Не значится, говорит, этот хутор на моем участке, и все тут! А там, между прочим, сумасшедшая бабка девчонку похищенную прячет. И не факт, что девчонка все еще цела и невредима!
— А ну-ка пошел отсюда, пока я тебя за хулиганство не посадил! В Калинино ни одна собака не имеет право на меня гавкать!
— А ты попробуй, скотина! Я тебя самого по судам затаскаю! И буду трижды прав!
— Ну все, ты, мужик, дождался!
Игнорируя угрозы капитана, Алексей бросился к очкарику, на ходу доставая из бумажника фотографию Лизы.
— Посмотрите, это она?
— Да, — удивленно и радостно ответил тот. — Кстати, меня Сергеем зовут. Поехали скорее, я вам покажу, где это находится! Мы еще можем успеть! — чуть прихрамывая, очкарик направился к выходу.
— Никуда ты отсюда не поедешь, — начал капитан, как его перебил Матвей Яковлевич.
— Послушай-ка, парень! В войну таких как ты без разговоров к стенке ставили за саботаж!
— Ох, батя, скажи спасибо, что я стариков не бью, — зашипел капитан, — а то бы огреб ты у меня по первое число!
Тут Васильич не выдержал, подошел к капитану и один за другим сорвал с него погоны, после чего залепил ему такую хлесткую пощечину, что казалось, в капитанской голове что-то зазвенело.
90 
