Последние отзывы

  40  

Джон Брайтон не расслышал, а, скорее, почувствовал легкое движение за спиной. И повернулся.

И утонул в черных, как ночь, глазах маленькой женщины.

* * *

Она дышала так тяжело, словно только что пробежала несколько километров по склону горы. Напряглись и закаменели соски под тонкой тканью вечернего платья, жаркой истомой таяло тело, подгибались колени, и впервые в жизни она неистово, бесстыдно и жадно хотела мужчину. Этого мужчину.

Она впилась скрюченными пальцами в дверной косяк, закусила губу. Стоявший у камина Джон медленно повернулся к ней…

Отблески пламени играли на светлой коже, делали ее золотистой. Обнаженный мужчина был прекрасен, словно языческий бог, и внушал такое же языческое желание. Лиза порывисто всхлипнула, а потом бросилась к нему, на ходу яростно освобождаясь от невыносимо раздражавшего ее платья. Миг — и два обнаженных тела покатились по пушистой шкуре, сплетаясь в немыслимый, нерасторжимый, единый клубок страсти, желания и восторга.

* * *

Она была очень горячей и гладкой на ощупь. Немыслимо нежной — и в то же время упругой. Казалось, в ней воплотились все идеальные представления мужчин о женском теле.

У нее была небольшая грудь — он легко накрывал ее ладонью. В то же время эта маленькая грудь была округлой и упругой, и крошечный темный сосок был нежнее лепестка розы.

Он осторожно прикоснулся к соску губами, обхватил, провел кончиком языка, потом перешел к другой груди — и женщина со стоном выгнулась в его руках, забилась, раскрываясь, словно цветок, навстречу его желаниям.

Он не будет торопиться. В сказке все должно идти своим чередом, потому что иначе сказка взорвется изнутри — так говорила Герцогиня Алисе.

Продолжая ласкать языком ее соски, он осторожно проводил пальцами по напряженной спине девушки, внутренне ужасаясь жесткости собственных ладоней. Ему казалось, что он может поцарапать эту нежную кожу.

Она вдруг обхватила его бедрами, изо всех сил обняла за шею руками, и он вскинул к ней пылающее лицо, не в силах закрыть глаза и отдаться поцелую целиком. Он должен был смотреть на нее. Должен был напиться ее красотой, напитать ею свое тело, почувствовать, как они растворяются друг в друге.

Она была такой маленькой и хрупкой, тоненькой и гибкой, и он страшно боялся причинить ей боль. Он знал свое тело, знал собственную силу и мощь своей плоти, но не испугает ли это ее?

Однако маленькая фея сама прильнула к нему, выгнулась, прижалась, и только судорожный вздох сквозь стиснутые зубы, только темное пламя страсти в огненных глазах, а руки-птицы уже опустились на его плечи, и не осталось в мире ничего — только огонь, тьма и бесконечное море нежности.

Их тела забились в едином бешеном ритме, в старом, как мир, танце для двоих, и он даже не заметил, как вошел в нее, потому что это было естественно, как дышать — быть единым целым.

И тьма начала разрастаться мириадами взрывающихся солнц, рокот Океана заполнил разгоряченные головы, неведомая сила стиснула им обоим горло, и последним выдохом прозвучало под потолком, превратившимся в небо:

Люблю!

* * *

Она вновь видела белоснежную равнину, и золотой отблеск на бесчисленных доспехах, и татуированные змеи ползли с мускулистых рук ей на грудь, но не жалили, а растворялись жидким огнем в крови, делали тело невесомым и послушным воле мужчины.

Она не чувствовала боли или неудобства — хотя он был очень велик для нее, и тяжесть его тела почти не давала ей вздохнуть. Однако именно эта тяжесть и была желанна. Она растворялась в нем постепенно, вливаясь пламенем в его кровь, вплавляясь потоками жидкого золота под горячую кожу.

Молодой языческий бог сжимал ее в объятиях, и она с нежностью и радостью превращалась в его жрицу, в его рабу, в его повелительницу.

Куда-то делись стены и потолок, вместо них все стало — небо. Ушло время — наступило бессмертие. Больше не нужно было искать истину — она жила под стиснутыми ресницами, на искусанных от счастья губах, в коротких ритмичных вздохах и стонах. Осталось только понять ее — и самому стать богом.

И в тот момент, когда истина обрушилась на них громадной волной невидимого Океана, они рухнули с вершины в бездну, а потом вознеслись туда, где должно было быть небо, но вместо него оказалось — огонь, мягкий мех на полу и два тела, спаянных воедино в смертельно прекрасном объятии…

* * *

Конец света обернулся началом времен. Изнеможенные, выжатые до последней капли, переполненные нежностью и усталостью, они так и заснули, не разомкнув объятий.

  40