Последний случай он, кстати, разрешил с блеском и оперативно. Просто предоставил пациентке полную запись программы, а в ней первую часть той фразы: «Только полные идиоты могут думать, что скоро произойдет полная смена полюсов и с небес попадают самолеты, а часы пойдут в другую сторону».
Все это были, так сказать, выдающиеся случаи, жемчужины в рутине дней, но эта группа побила все рекорды. Ни одного официального идиота в ней нет, но все пятеро как на подбор. Мистер Джеймс рыдает, едва почувствует, что на него косо посмотрели, миссис Лью комплексует, ибо родилась натуральной блондинкой, мисс Бейли превратилась в алкоголичку, снедаемая страшным подозрением, что у нее плохо пахнет изо рта (для устранения симптомов сначала применялись обычные освежители и пасты, а потом в дело пошел одеколон для спортсменов с особо стойким запахом), мистер Симпсон боится гремлинов под кроватью, а эта темненькая… Господи, как же ее… Арни? Нет, не Шварценеггер, а кто-то еще… или все-таки Шварценеггер?
Шеймас Пардью резко сел и потер переносицу в явной растерянности. Имя и фамилия серьезной темноволосой девицы в сером платье и теннисных туфлях вертелись на языке, но мозг их вспоминать отказывался. Как же ее звать… Сью! Сью, то есть Сьюзан! Сьюзан… пусть будет Шварц.
Шеймас Пардью наклеил на лицо дежурную улыбку и твердой поступью вышел в зимний сад к своим пациентам. Делай, что должен, и будь, что будет. Пошел в психотерапевты – не жалуйся на количество психов, записывающихся к тебе на прием. От них в конечном итоге зависит толщина твоей чековой книжки…
Моника Слай ехала домой на автобусе, привычно сгорбившись на самом последнем сиденье у окошка. Под ногами гремела пустая жестянка из-под пива, справа Монику намертво придавила необъятная толстуха в синтетическом пуловере алого цвета. Для середины июня несколько… чересчур, и потому толстуха обливалась потом, тяжко вздыхала и иногда тихонько икала, в результате Монику по очереди окатывали отвратительные волны запахов пота и чеснока, а также дешевых и сладких духов и слегка притомившейся в кошелке толстухи рыбы.
Моника не жаловалась. Она вообще никогда не жаловалась. Ни на что. Ну… почти.
Моника вспомнила психотерапевта и болезненно поморщилась. Как таких берут на работу? Психотерапевт должен быть чутким, все понимающим, тактичным – а доктор Пардью не в состоянии даже запомнить ее имя. И группа у него подобралась – испуганно косящий толстяк, плаксивая блондинка, неопрятная женщина, то и дело подозрительно долго копошащаяся в сумке и чем-то булькающая…
Ладно, сама виновата. В двадцать пять лет пора бы перестать верить рекламным объявлениям. «Вернем уверенность в себе. Ваши проблемы – наше решение. Небольшие группы, умиротворяющая обстановка. Опытный врач…».
И виной всему дурацкая сцена, о которой даже вспоминать стыдно. Ну подумаешь, очередная гламурная дамочка в очередной раз посмотрела на Монику Слай, как на насекомое. И то, что при этом дамочка обнималась с ее боссом Хьюго Бэгшо, здесь совершенно ни при чем! Уж к чему к чему, а к тому, что никто не воспринимает ее как женщину, Моника привыкла. Практически, она с этим убеждением выросла.
Моника Слай родилась в самой обычной, самой среднестатистической американской семье, состоявшей из отца-преподавателя, матери-домохозяйки и троих, включая ее саму, детей. Моника была самой старшей, потом следовал братец Энди, а за ним – Дрю, в данный момент превратившаяся в ослепительную красавицу с длинными ногами, роскошными формами и нулевым коэффициентом интеллекта. Впрочем, двадцатилетней Дрю последнее вовсе не мешало, даже наоборот. Дрю и Энди работали на телевидении, где сестра каждый вечер сообщала о природных катаклизмах и прогнозе на завтра, а брат любовно направлял на нее осветительные софиты. Жили они давным-давно отдельно, а Моника… Моника жила с мамой.
Единственное, что в их семье произошло несколько нетипично – это уход отца. Всеми уважаемый преподаватель информатики престижного колледжа, сорокапятилетний отец семейства Маркус Слай в один прекрасный день воспылал преступной страстью к собственной аспирантке, а та неожиданно ответила ему вполне искренней взаимностью. Будучи человеком порядочным, жене мистер Слай не изменил, просто дождался, когда возлюбленная получит степень бакалавра, после чего подал на развод, благородно оставил все нажитое бывшей теперь уже супруге и детям, наскоро расписался в мэрии и укатил на другой край страны, в Лос-Анджелес.