Череда королей и королев, принцев и воинов, священников и архиепископов, простолюдинов и аристократов темными тенями скользила перед зачарованной Франческой, и она жадно слушала, не веря своим ушам. Неужели это все та же история ее собственной страны, которую она учила в школе? Скорее уж бесконечный любовно-рыцарский роман, сдобренный золотом, кровью, подвигами и предательствами.
Голос Пейна слегка охрип, но речь лилась свободно и живо. Он разрумянился, глаза горели. Вот что ты любишь больше всего на свете, вдруг подумала Франческа. Здесь ты не болен, силен и могуч. Здесь ты царь и бог. Никто не обидит тебя, не причинит боли. Здесь ты можешь все.
— …У нас очень жестокая история, Франческа. Настолько жестокая, что мы стараемся не вспоминать о ней лишний раз. Мы с охотой клеймим Чингисхана и русского царя Ивана Грозного, забывая о том, что первый был великим воином и завоевал полмира, убивая только в бою, а второй молился поименно за всех убитых им людей. Между тем в просвещенной Британии до восемнадцатого века практиковали пытки, до девятнадцатого — колесование, а в двадцатом — виселицу. Во время восстания Монмута в семнадцатом веке королевский судья Джеффрис распорядился по всей дороге от Ярмута до Лондона установить чаны с кипящим маслом — в них бросали мятежников.
— Брр, какой ужас! Я не знала про это. В книгах пишут — восстание было подавлено, и все.
— Вот именно! А что творилось во времена Елизаветы? Марии? Ричарда Львиное Сердце? Кромвеля? Как вырезали горных пиктов? Целыми семьями, не щадя грудных младенцев и беременных женщин.
— Алан, а хорошее? Хорошее в истории было?
Алан Пейн грустно улыбнулся.
— Конечно. Были великие битвы и великие открытия. Был великий Бард. Великая поэзия. Неплохая живопись. Был, наконец, Оскар Уайльд.
— Ага, но у него была нетрадиционная…
— Фу, мисс Мэллори, стыдитесь! Это совершенно не имеет отношения к тому, что он бессмертен.
— “Любимых убивают все…”
— Ты знаешь ее?
— Конечно! Баллада Редингской тюрьмы. Самое горькое стихотворение о любви. Фу, Алан, нагнал тоски! Пошли гулять по городу.
И они смешались с толпой лондонцев и туристов, дали увлечь себя в круговерть старинных улочек, ослепить себя огнями маленьких театров и ресторанчиков, пабов и художественных салонов, дискотек и ночных клубов. И душная, пряная ночь распростерлась над Лондоном, отразилась желтой головкой сыра в масляной воде Темзы, скрыла до утра мусор и отбросы набережной Вест-Энда.
7
На следующий день Алан привел ее в какой-то удивительный ресторан, больше похожий на частный дом его знакомых. Чопорный дворецкий встретил их у входа, проводил в большую гостиную, где несколько человек курили сигары и читали газеты. Все они приветствовали Алана, кто кивком, кто улыбкой и поклоном, а двое поднялись со своих мест и пожали ему руку, что-то сказав вполголоса и поклонившись Франческе.
Потом дворецкий проводил их в отдельный кабинет, где стоял стол, покрытый белой скатертью, сверкали хрустальные фужеры и столовое серебро, а накрахмаленные салфетки стояли смешными домиками на тарелках из тончайшего фарфора.
Франческа с любопытством оглядывалась по сторонам, гадая, что же это за удивительное место. О настоящих английских клубах она только читала, а потому и не догадалась, что обедает в одном из престижнейших лондонских клубов, куда принимались только члены аристократических фамилий, и куда был запрещен вход простым смертным. Не знала она и того, что Алан Пейн не слишком любил это место, но выбрал именно его, так как еще меньше ему хотелось сидеть в людном и шумном ресторане.
Вчерашний вечер и сегодняшнее утро выдались на редкость насыщенными. Они прослушали джаз, посмотрели (минут десять) авангардную постановку “Ромео и Джульетты”, где Ромео с горя напился до полусмерти, а Джульетта умерла от передозировки наркотиков, конфликт же Монтекки и Капулетти свелся к переделу сфер влияния двух мафиозных группировок; поучаствовали в каком-то митинге, наелись пончиков со сливовым джемом, долго искали туалет для Франчески и не нашли (Алан сторожил ее у выхода из подворотни, было очень смешно, стыдно и страшновато), прокатились по ночной Темзе на лодке, купили маленького Винни-Пуха в красной маечке, немножко посидели на Трафальгарской площади — и в одиннадцать вечера, вымотанные и счастливые, ввалились в холл отеля “Глобус”. Миссис Джонс величаво приветствовала их и сообщила, что полчаса назад прибыли американские гости, пожилая супружеская пара, так что ужин вот-вот будет готов.