Особенно,... 
61 
— Спрашивай.
Спрашивай… Легко сказать! Дерек глубоко вздохнул, как оказалось, слишком глубоко, потому что тут же почувствовал острую боль, как огнем, опалившую ему ребра, и стиснул зубы, чтобы не застонать вновь.
— Ты его любишь?
Когда она приезжала в прошлый четверг, он задавал ей этот вопрос несколько раз. И каждый раз Сабрина искусно уклонялась от ответа. Но сейчас ей было незачем кривить душой.
— Нет, я его не люблю. Любила когда-то, а может, думала, что люблю. Но скорее всего я любила не его, а совсем другого человека — того, которого сама выдумала.
Дерек почувствовал невероятное облегчение, хотя и не знал в точности, почему. Чтобы у них с Сабриной могли завязаться отношения, ему предстояло преодолеть тысячу препятствий, причем таких, о которых он в данный момент даже не имел представления. С другой стороны, когда одним препятствием меньше, это тоже неплохо. Ему оставалось только наслаждаться этим кратким мигом душевного покоя, тем более что его физическое состояние оставляло желать много лучшего. Все его тело отчаянно болело, и сидеть ему было трудно. Сабрина заметила это.
— Тебе стало хуже?
— Немного затекло тело, не более того.
— У меня с собой аспирин. Хочешь? — Она открыла сучку и потянулась за фирменной упаковкой.
— Дерек не был мазохистом, поэтому он с готовностью протянул руку, взял пару таблеток и готовился уже отправить их в рот, как в эту минуту ему в запястье вцепились железные пальцы неожиданно возникшего у них за спиой охранника.
— Даже и не пытайся сбросить!
— Но это же аспирин! — взревел Дерек. — Сами посмотрите. Название выдавлено прямо на таблетке. — Охранник навалился на Дерека всем телом, причинив ему сильнейшую боль.
— А вот и флакон, — испуганно сказала Сабрина. Она протянула упаковку охраннику, но сама во все глаза смотрела на сделавшееся пепельным лицо Дерека. — При входе у меня проверили сумку, но никаких замечаний насчет аспирина не сделали.
— Охранник не обратил на ее слова никакого внимания и внимательно осмотрел лежавшее на ладони у Дерека лекарство. Потом взял у Сабрины упаковку и столь же тщательно осмотрел остававшиеся в коробочке шесть таблеток. Убедившись, что упаковка не содержит в себе ничего опаснее аспирина, он оставил Дерека в покое и, не извинившись, пошел прочь.
Дерек бросил таблетки в рот, проглотил и, тяжело дыша, прошептал:
— Мне надо прилечь.
Сабрина решила, что он сейчас уйдет к себе в камеру, и у нее упало сердце. Между тем Дерек об этом даже не помышлял. Он тяжело поднялся со скамейки, направился к ближайшему дереву и прилег в его тени на траву. Она видела, как тяжело ему давалось каждое движение, и у нее снова защемило сердце. Она последовала за Дереком и присела рядом с ним на траву, опершись спиной о ствол дерева.
— Приподнимись немного, — прошептала она, а когда он повиновался, положила его голову себе на колени. — Так лучше?
Он закрыл глаза вздохнул:
— М-м-м.
— Сабрина, легонько прикасаясь пальцами к его голове, стала массировать ему виски. Ей казалось, что при сложившихся обстоятельствах это самое естественное на свете дело. Нельзя же сидеть сложа руки, когда человеку плохо.
— Прошлой ночью я почти не спал, — признался Дерек.
— Это случилось вчера?
— М-м-м. — Ее пальцы были теплыми, нежными и умелыми, а главное — они приносили облегчение. — Сабрина?
— Да?
— Если Николас будет поджидать тебя у порога дома, когда ты вернешься в Нью-Йорк, ты впустишь его?
— Нет.
— Даже если он буде об этом умолять?
— Даже в этом случае. Но, уверяю тебя, он ни о чем таком просить не станет. Когда мы расстались, он, как мне кажется, почувствовал такое же облегчение, как и я.
— А ты его почувствовала?
— Облегчение? — С минуту она думала, потом сказала: — Да, почувствовала. Дело в том, что, когда Ник входил в комнату, у меня сразу же возникало ощущение, что я что-то не так делаю или не так себя веду. Ник всегда был слишком требовательным ко мне, и я до рождения сына из кожи вон лезла, чтобы ему угодить. Потом, после появления Ники, когда наша жизнь изменилась к худшему, ублажаь Николаса стало просто невозможно.
Трудно жить, сознавая, что каждый твой поступок будет неминуемо подвергнут критике. Последние три года я провела в постоянном напряжении. Ник не хотел признавать, что ребенок серьезно болен, и не думал о том, какое разрушительное действие оказывает его болезнь на меня. Я стала мелочной и раздражительной и временами бывала просто несносной. — Тут она сделала паузу, чтобы перевести дух. — Кто знает? Возможно, я, подсознательно желая разрыва, своим агрессивным поведением невольно подталкивала Николаса к решительному шагу.
61 
