Однако неутомимый Л.Ф. Соловьев не успокаивался, и в конце концов Угличская городская дума уполномочила его ходатайствовать во всех инстанциях о возвращении ссыльного колокола.
«Наш изгнанник-колокол по суду истории оказался нимало не причастен к тяжелому событию 1591 года, он терпит, если можно так выразиться, незаслуженное наказание, ссылку по оговору. Настало время исправить ошибку и снять позор с невиновного. Будем же ходатайствовать о его возвращении на родину, к нам в Углич. Звон его в нашем родном городе напомнит ему о том счастливом времени, когда Углич был не забытым, далеким углом, а цветущим торговым городом, имевшим далеко не малое значение в семье других русских городов».
После этого за своей подписью и печатью Л.Ф. Соловьев разослал письма с просьбой содействовать делу – министру внутренних дел, ярославскому архиепископу Ионафану, тобольскому архиепископу Аврамию и обер-прокурору Святейшего Синода. Министр внутренних дел распорядился вернуть колокол в Углич, но Тобольск отказался.
Долго еще хлопотал Л.Ф. Соловьев, писал в различные инстанции и организации – в Угличскую городскую думу, ярославскому губернатору, пока Святейший Синод не доложил о деле императору Александру III и тот не распорядился вернуть ссыльный колокол обратно в Углич. Л.Ф. Соловьев был в восторге. «Не могу нарадоваться, – писал он угличскому городскому голове, – благополучному исходу дела. Дела, тяготевшего надо мной около четырех лет, при этом вовлекшего меня в большие расходы и породившего массу неприятностей».
Однако и на этом неприятности Л.Ф. Соловьева не кончились. Указывая на то, что во время пожара ссыльный колокол «растопился без остатка», тобольский губернатор Трайницкий в свою очередь тоже развил деятельность, чтобы оставить колокол в городе. И только к 1892 году тобольчане согласились продать колокол за 600 рублей.
Углич стал готовиться к торжественной встрече. На берегу Волги, напротив Спасо-Преображенского монастыря, были выстроены специальные мостки и пристань, куда должен был причалить пароход с колоколом-страдальцем. «Ярославские епархиальные ведомости» писали тогда: «20 мая в 11 часов ночи, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол неумолкаемым «Ура!». К 10 часам утра он был повешен на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло все городское духовенство и все представители городского и общественного правления».
По окончании торжественного молебна протоиерей, окропив крестообразно колокол святой водой, позвонил в него. «Многочисленные граждане Углича сами подходили под колокол, подносили к нему детей своих, гладили колокол руками, прикладывали к нему свои головы, крестились при взгляде на него, любовались им и долго не расходились». Многие вынимали платки и прикладывали их к колоколу, а потом обтирали ими свои лица, чтобы перенести на себя часть святости колокола. Проживавший в Петербурге угличанин Л.В. Колотилов столь торжественному событию посвятил свои стихи:
- Приехал гость давно желанный.
- Привет тебе, земляк наш дорогой!
- Три века жил ты, как изгнанник,
- Теперь настал и праздник твой.
Однако люди реагировали на это событие по-разному. А.П. Субботин в своей книге «Волга и волгари», например, пишет: «И вдруг оказалось, что эта прекрасная эпопея была проделана ради призрака… Колокол оказался не настоящим ссыльным, а совсем другим – имеющим с тем только общий вес в 19 пудов». Вспомнили и о том, что привезенный колокол имеет форму, характерную для колоколов XVII века, которая очень отличалась от формы колоколов, литых в XIII—XIV веках. В это время надписи на церковных колоколах отливались вместе с самим колоколом, так как были сделаны прямо на отливочной форме. Эти надписи, выполненные церковно-славянской вязью, были различного содержания и размещались в одну или две строки в верхней части колокола, потому и назывались оплечными. Обычно в них указывалось время изготовления и в честь какого события колокол был отлит.
Надпись в одну строку (венечная) отливалась и по нижнему краю колокола, указывая имена мастеров. Кроме того, старинные колокола часто украшали рельефными орнаментами и даже библейскими сюжетами. На колоколе, который прибыл из Тобольска, ничего этого нет, как нет и следов «отбитого уха». Специалисты литейного дела, осматривавшие ссыльный колокол, установили, что ухо, выдаваемое за «отсеченное», попросту не было отлито. А некоторая шероховатость на оплечье, где должно было бы находиться «ухо», – просто брак в полировке.