18 
– Моя вина – моя настырность. У него вырвался короткий смешок.
– Что я такого сказала? – Его смех ее удивил.
– Ничего, Принцесса, но вот твой тон... Ты говоришь царственно и надменно, словно не допускаешь, чтобы решающее слово осталось не за тобой.
– Ну, – жалко улыбнулась девушка, – у меня так часто случается.
– Я знаю. Я всегда помню о твоем титуле. Всегда.
– Титул не может оправдать дурные манеры и настырность.
Оуэн простер вперед руку.
– Андреас прислал тебя сюда, потому что доверяет мне. Ты должна знать, откуда такое доверие.
– Вы друзья. Близкие друзья.
– И даже более того. У него действительно есть право просить у меня что угодно. Твое пребывание здесь для меня своего рода экстрим. Уверен, тебе, Андреасу, другим членам вашей семьи привычно предпринимать меры собственной безопасности, но я-то в этом ничего не понимаю. Тем не менее я согласился, потому что Андреас настоял. Я обязан поддерживать его безоговорочно. Был период в моей жизни, достаточно мрачный... вспоминать не хочется. Андреас тогда бросился мне на помощь, прилетел сюда, возился со мной, пока я не выкарабкался. Без преувеличений, он спас меня от саморазрушения. Вот почему твой брат может просить все, что пожелает.
Оуэн говорил обыденно, но во взгляде его сквозила боль – вспоминать ему было тяжело. Делфайн ощутила, как сжимается у нее горло.
– Ты не обязан мне все рассказывать.
– Но расскажу, Андреас, вероятно, и сам хотел, но потом решил уважить мое право на неприкосновенность личной жизни. Однако ты должна знать правду. Готова слушать? – (Делфайн проглотила комок в горле. Кивнула.) – Хорошо. Скажи, что ты уже знаешь, а я дополню. – Он сел рядом с ней и стал ждать.
Их разделяло некоторое пространство, но Оуэн немедленно ощутил ее близость и понял свою оплошность – ему вообще не следовало садиться. Тело было охвачено напряжением, но вставать теперь было неудобно.
Кроме того, его слишком влечет к Делфайн. Возможно, если он объяснит, что с ним произошло, между ними возникнет новый барьер. А барьеры ему нужны. Чем больше – тем лучше.
– Я знаю мало, – начала она. – Совсем мало. У тебя была жена, которая не хотела жить на ранчо. Ваш ребенок умер. И еще ты был против моего приезда.
– Потому что таким женщинам, как ты, это место не подходит.
– Чем оно плохо?
Оуэн помотал головой.
– Ничем. Мне оно нравится, для меня оно единственное, но такие, как ты, тут не приживаются.
Делфайн смотрела на него во все глаза.
– Такие, как я? Потому, что я принцесса?
– Даже если б не была принцессой. Тут прекрасная земля, но подчас она сурова и требовательна. Холодные зимы... Ранчо, пожалуй, подобно любовнице, забирающей у человека все время. Независимо от того, сколько у него денег.
– Ты проводил с женой мало времени?
– Я слишком часто оставлял ее одну.
– Это плохо.
В других условиях ее простодушное замечание вызвало бы у него улыбку. Но не теперь.
– Плохо. Файя была женщиной, требующей многого: развлечений, веселых компаний, обожания.
– И все-таки вышла замуж за тебя.
– Наверное, она надеялась, что мы найдем компромисс. Я и сам так думал. И еще она сочла наш брак беспроигрышным, поскольку у меня есть деньги.
– Но ты возил ее куда-нибудь?
– Да, мы выезжали, но поездки были короткими. И не частыми. Надо отдать ей должное, она пыталась меня изменить, и я почти сдался, лишь бы жена была счастлива. А потом умер Джеймс. Мы похоронили его здесь, и она поняла – я никогда отсюда не уеду. Думала, я виню ее.
Делфайн смотрела на него огромными потемневшими глазами:
– А ты винил?
– Да. Я был в деловой поездке, и она злилась – я отсутствую, а она прикована к месту, ей ненавистному. Файя уложила Джеймса спать и позвонила приятелю, бывшему своему любовнику. Флиртовать с ним дома, рядом со спящим ребенком, ей было неловко, и потому они отправились гулять. Мой сын умер в одиночестве... Врач потом говорил, что помочь мы все равно бы не смогли, однако я обвинял ее. Но и себя винил не меньше. Я проклинал Бога и все вокруг. Мой малыш умер один, в темноте, я похоронил его рядом со своим отцом и дедом и поклялся, что никогда больше не оставлю его. После случившегося жене стало совсем невыносимо здесь жить. А я наотрез отказался уехать... Думаю, я сошел бы с ума, допился до смерти, не отложи Андреас свои дела и не явись он выручать меня. Твой брат нянчился со мной, пока я сам не смог о себе заботиться. Поэтому... поэтому ты сюда и приехала.
18 
