54 
Что Аузан и сделал. Он позвонил телеведущему Михаилу Леонтьеву и разъяснил ему, что закон о марочках есть скрытый налог, что доходы от этого налога получит не государство, а частная компания, печатающая марочки, что цена вопроса миллиард долларов и что, кажется, сам спикер Государственной думы заинтересован в прохождении этого закона.
И мы не знаем, был ли действительно Геннадий Селезнев в деле. Мы знаем зато, что телеведущий Леонтьев с охотой в причастность спикера к афере с марочками поверил, гневно описал аферу с марочками в своей программе «Однако», предстал борцом с коррупцией, радетелем общественных благ, а заодно и нанес ощутимый удар по фракции коммунистов в парламенте, ибо сам выступал рупором фракции «Единcтво», которая станет потом «Единой Россией».
На следующий день в Думе, когда закон о марочках должен был рассматриваться в третьем, обычно чисто техническом чтении, на спикера посыпались вопросы, что да к чему? а правда ли миллиард долларов? а кто получит деньги? а почему нам никто не объяснил?..
Показательно, что вопросы в основном задавали не депутаты из враждебных Селезневу фракций, а свои же коммунисты. То есть и они поверили, что спикер лоббировал закон в своих личных интересах, фракцию в известность не поставил, с товарищами не поделился.
Опытный Селезнев пытался было рассмотрение закона отложить, но депутаты настояли — не отложить, нет, снять! Совсем снять с рассмотрения, хотя в парламентской практике редко можно припомнить закон, который сняли бы с рассмотрения после второго чтения, когда все споры по существу обычно уже позади.
Закон сняли, и это была победа. Вскоре и, возможно, отчасти в связи с законом о марочках спикер Селезнев лишился своего кресла. Это победой не было: обвинение одного из депутатов в коррупции не реформировало дефицитную политику, а лишь укрепляло, как тюремный срок для директора одного из советских магазинов не подрывал советскую дефицитную экономику, а лишь укреплял на время, позволяя гражданам верить, будто не система плоха, а отдельные люди воруют.
Через некоторое время, уже в путинскую эпоху, постановление все о тех же марочках было принято правительством. Еще через два года юристам КонфОП удалось отменить это постановление правительства в Конституционном суде.
И это опять была победа, но какая-то грустная, жалкая — отменен был один плохой указ из тысячи плохих указов, которые на деньги налогоплательщика принимают министры, пользуясь тем, что налогоплательщику в голову не приходит почувствовать себя потребителем услуг государства, за свои деньги имеющим право требовать, чтобы указы были хороши.
Глава десятая
Все лучшее — детям
Не в связи с законом о марочках, и не в связи с делом об эвакуаторах, и вообще не в связи с каким-нибудь конкретным делом КонфОП, и не только у Александра Аузана, а у многих людей в России в некоторый момент возникло стойкое ощущение, что взрослые безнадежны, взрослым ничего не объяснишь и, следовательно, надо объяснять детям. В середине 90-х вообще модно вдруг стало важные социальные идеи объяснять не взрослым, а детям. Принято было думать, что дети поймут, вырастут и наконец-то устроят человеческую жизнь, которая взрослым недоступна хотя бы потому, что взрослые помнят советское время и отравлены советским временем навсегда.
Странно теперь вспоминать об этом: казалось бы, «лихие 90-е», проклятое теперь и беспросветное на теперешний взгляд время, но именно в это время кто только не придумывал развивающих программ для детей, детских просветительских лагерей, пособий, учебников, тренингов… Частные школы, методические рекомендации, развивающие программы, летние кемпинги, семинары, конкурсы планировались на десятилетия вперед. Герои «лихих 90-х» собирались жить в России и через десятилетия, в отличие от героев «благополучных» 2000-х, которые заглядывают в будущее хорошо если на год или два.
Детские образовательные программы были, например, у правозащитного общества «Мемориал»: дети изучали историю — вот выучат, станут сознательными гражданами, и через двадцать лет российское общество будет состоять из сознательных граждан. Детские образовательные программы были и у Михаила Ходорковского в благотворительном его фонде «Открытая Россия»: дети играли в бизнес и в самоуправление — вот вырастут и станут предприимчивыми свободными людьми, понимающими свои права и осознающими свою ответственность. Детских образовательных программ у кого только не было в эти «лихие 90-е». Главным благотворительным трендом было тогда образование, в отличие от «благополучных» 2000-х, когда основным благотворительным трендом стало здравоохранение. В 2000-е годы, надо полагать, люди не видят будущего и жертвуют деньги на сиюминутное и непосредственное спасение детей от смерти. В 90-е только будущее видели и деньги жертвовали в основном на воспитание последующих поколений.
54 
