– Меня это не удивило бы, – с готовностью согласился Беннон.
Его ответ испугал Кит.
– Но сегодня утром ты сказал мне, что ранчо оценивается всего лишь в полмиллиона.
– Не забывай, что это для налоговой службы, – уточнил Беннон.
– Но если ранчо стоит десять миллионов, как они согласились так занизить его стоимость?
Обескураженная Кит нахмурила лоб.
– Специальное положение о налогах это предусматривает при условии, что ты сохранишь ранчо и будешь использовать по назначению. Это гарантирует его передачу по наследству из поколения в поколение. Ежели тебе придется платить налог с его рыночной стоимости, то есть с десяти миллионов долларов, выход один – продать ранчо. – Помолчав, он добавил: – Мы с тобой уже говорили об этом по телефону несколько месяцев назад.
– Неужели?
– Да, это было спустя неделю или две после похорон твоего отца.
Вполне возможно, что так оно и было. Но это были тяжелые недели, она жила на нервах, работала на студии по четырнадцать часов, снимаясь в сериале «Ветры судьбы», не оправилась еще от смерти отца и была удручена ухудшением здоровья матери. Немудрено забыть, тем более что она плохо разбиралась в законах о наследстве, налогах и прочем.
– А что будет, если я продам ранчо?
– Если ты продашь его по прошествии какого-то периода времени, тебе придется оплатить разницу в налогах. Какой период, точно не помню, возможно, год-два. Но зачем тебе продавать ранчо? Ты говорила, что хочешь оставить его.
В голосе Беннона был упрек.
– Да, я хотела. Но я не знала, что ранчо стоит таких денег. Десять миллионов – это большие деньги, Беннон.
Он бросил сигару в темноту.
– Никто не заплатит столько за землю, если не уверен, что может получить с нее вдвое больше, – сказал он сухо. – Работа на ранчо таких денег не принесет.
– Разумеется, нет, – согласилась Кит.
Беннон не делал секрета из того, что он против застройки земель в долине, в предгорьях и тем более на землях, прилегающих к ранчо Старого Тома. Она понимала его и даже в какой-то степени разделяла его мнение, однако лишь укрепилась в своем решении.
Заскрипели петли дверей, и на пороге появился Старый Том.
– Беннон? – позвал он сына, вглядываясь в темноту. – Я слышал голоса. Ты разговариваешь сам с собой?
Радуясь его приходу, Кит встала с кресла.
– Нет, Старый Том, он разговаривает со мной, – весело сказала она.
– Кит? – Старик уставился на нее с удивлением, а затем, увидев гнедого у крыльца, нахмурился. – Разве можно девушке ездить одной по ночам?
Кит рассмеялась и поцеловала его в щетинистую щеку.
– Ты говорил мне то же самое, когда мне было шестнадцать.
– В шестнадцать ли или в шестьдесят, я говорю тебе правду, – проворчал старик, пытаясь не показать, как обрадовал его поцелуй Кит.
Но его замечание вызвало легкую грусть. В шестьдесят Кит едва ли будет ездить верхом по этим горам, тем более что она продаст свое ранчо. Хотя не раз, бывало, мечтала о том, что счастливо состарится в родных горах.
– Почему вы сидите здесь в темноте? Вас не пугает холод? Идемте-ка в дом, – жестом пригласил их Старый Том. – Горячий кофе ждет вас. И шоколадный торт. Сэдди испекла. Немного суховат, правда, но если положить мороженое, то вполне сойдет.
Кит посмотрела на бревенчатый дом Беннонов, так похожий на ее собственный и, в сущности, бывший ей вторым домом.
– Даже не знаю, – она покачала головой. – Я оставила Полу одну. Если я задержусь, она начнет беспокоиться.
– И правильно сделает. Проводи-ка ее, Беннон, – повелительным тоном, как бывало прежде, приказал Том сыну. Старик ничуть не изменился.
– Зачем, это совсем не обязательно. Я...
– Перестань, Кит, – сказал Беннон. – В этом споре ты все равно не выиграешь. – Кит и сама это поняла. – Подожди, я пойду оседлаю коня.
– Конечно.
Он быстро спустился по ступеням крыльца и легкой пружинистой походкой направился к загону.
– Пошла бы помочь ему, как прежде, – сказал ей Старый Том.
– Хорошо. – Но пока Кит отвязала своего гнедого и дошла до загона, Беннон сам справился и уже застегивал седло на вороном коне.
– Ты готова? – спросил он, поворачиваясь к Кит.
– Готова, – ответила она.
Сев на коней, они тронулись. Они ехали молча рядом по широкой грунтовой дороге, ведущей к пастбищам, пересекли луг, освещенный бледным светом молодого месяца, и вскоре Беннон, увидев начало тропы, выехал вперед. Подковы лошадей громко стучали по каменистой тропе, нарушая ночную тишину. Беннон и Кит въехали в сосновый бор, где, как в храме, царила тишина. Тропа теперь шла круто вверх, и Дружок внезапно споткнулся, но тут же снова выровнял шаг.