Особенно,... 
25 
— Я играю. — Нет смысла проявлять фальшивую скромность, подумала Лиаден. Ведь она играет с пяти лет. Она не поступила в музыкальную школу только потому, что ей нужно было помогать родителям в отеле. Ее брат Коллэм поклялся, что не будет заниматься гостиничным бизнесом. И она пожертвовала своими интересами.
— Не сыграете ли вы мне что-нибудь?
— Вы не против? — Лиаден неуверенно встала. Она заволновалась при мысли, что будет играть на таком великолепном инструменте.
— Будьте моей гостьей.
Адриан вернулся к своему креслу, сел, сцепил пальцы и с интересом наблюдал, как Лиаден устраивается у рояля, с благоговением поднимает крышку и пробегает пальцами по клавишам. Полилась музыка, настоящая музыка. Адриан, как заколдованный, наблюдал, как Лиаден играет. Спокойное, но мощное чувство единения медленно нарастало в нем. Он погружался в музыку, которая лилась из-под ее пальцев. Ее глаза были закрыты. Она, как и он, уносилась ввысь на волнах звуков. Нежных, мучительных, могучих.
Когда она кончила играть, в комнате стояла глубокая тишина. Застенчиво взглянув на него, она улыбнулась. Не говоря ни слова, Адриан встал и подошел к ней. Он наклонился и завладел ее ртом. Долгий, глубокий, переворачивающий душу поцелуй быстро стер его прошлое. Будто Бог пожалел его наконец. С нынешнего дня наступает новая жизнь. Жизнь с этой женщиной. Он обхватил ее лицо руками. Что он испытывал, когда касался ее кожи, нежной, точно у новорожденного младенца? В нем что-то безвозвратно изменилось. Замерцало нечто, связывающее его с миром, в котором случаются добрые дела. С миром, где не все потеряно.
Лиаден не могла поверить, что он целует ее. Когда он подходил к ней, она втайне надеялась, что он слегка клюнет ее в щеку. Выражение признательности, чувствительное и вежливое. Но вместо этого произошло совсем другое. Она была потрясена его глубиной и напором. Реальное прикосновение оказалось таким страстным, что она и вообразить себе не могла. Он целовал ее так, будто знал, что поцелуй приведет к чему-то большему. Лиаден вздрогнула. Жажда и желание вливались в ее тело, наполняли ее мощным, беспокойным, опаляющим жаром. Тело жаждало продолжения.
Когда его рот наконец освободил ее, она нежно обвела пальцами дрожавшие губы. Сердце буйствовало. Она еще ощущала, чувственное вторжение его языка и экзотический запах лосьона.
— Что это было? — Неужели это ее голос?
— Это было напоминание мне, что грация и красота еще важны в мире. Спасибо вам.
— Всегда рада. — Что еще она могла сказать? Я буду счастлива до самой старости играть для вас в любое время дня и ночи?
— Где вы научились так играть?
— Я брала уроки с пяти лет. И никогда не считала музыкальные занятия обучением, как некоторые мои подруги. — Пожав плечами, она осторожно опустила крышку рояля и встала.
Ее запах все еще окружал его. Не только аромат ее духов, но нежный, волшебный запах женщины. ЛИАДЕН. Даже ее имя, казалось, было наполнено магией.
— Вы исключительная женщина... Вы знаете об этом?
— Нет, я не исключительная. — Она озабоченно посмотрела на свои руки. Конечно, то, что происходило, прекрасно. Возможность дарить ему свою игру вызывала у нее пронзительное волнение. Но нельзя допускать интимность в отношениях с мужчиной, который является ее работодателем. Она должна как можно скорее вернуться к той работе, за которую он ей платил.
Что же касается реакции ее собственного сердца на поцелуй... Ну что ж, его она тоже забудет. Мир Адриана Джекобса и ее мир не равны. Вдруг она услышала насмешливый голос Стивена Феррерса: «Может быть, он и уложит тебя в свою постель... Но женой его станет шикарная особа с капризами... и папа у нее будет богатенький».
— Если бы я была исключительной, то почему работаю экономкой?
— Не всем исключительным людям везет. Большинство из них спокойно ходит на работу, выполняет ее с достоинством и честно и держится подальше от света прожекторов.
— Это правда. Я бы не хотела славы, даже если мне заплатят. Мне, например, не кажется, что слава приносит счастье таким людям, как Петра Коллинз. Вы согласны?
— Вы правы, — спокойно проговорил Адриан. — Она очень несчастная женщина. И слава — не все, за что надо биться.
— Может, она уже сожалеет, что шантажом вытащила ваше имя на страницы газет. Обидев вас, она не принесла радости себе.
— А вы так быстро поверили в мою непричастность?
25 
