– Постараемся вернуться обратно целыми, – пообещала Лес, помахав в ответ, и, тронув поводья, направила свою гнедую к пастбищу, тянувшемуся за конюшней и огороженным выгулом.
Застоявшимся лошадям самим не терпелось пробежаться, и потому их не приходилось подгонять – они весело бежали легким галопом. Лес с наслаждением вдыхала свежий воздух полной грудью. Ей совсем не было холодно в тяжелом ирландском свитере ручной вязки. Они скакали мимо огороженных выгулов. Завидев их, молоденькие любопытные жеребята бежали к ограде, чтобы поглазеть на проезжающих, – совсем как ребятишки на улице. Лошади постарше в соседнем выгуле не проявили к ним почти никакого интереса и едва подняли головы, чтобы взглянуть на Лес и Тришу.
Лес придержала свою затанцевавшую на месте лошадь, чтобы оглядеть табунок.
– Стэн говорил, что в этой группе есть две четырехлетки, которые, как он считает, уже достаточно готовы, чтобы их можно было начать обучать. Чалая с белым пятном на лбу и гнедая с белыми чулочками, – объяснила она Трише, пытаясь отыскать глазами интересовавших ее лошадей. – Роб смог бы их использовать.
– У Роба не хватает терпения, чтобы работать с «зелеными» лошадьми. Он хочет получить все прямо сейчас же, не откладывая. В том-то его беда, – сказала Триша. Она не критиковала брата, а просто говорила то, что о нем думает.
– Я могу предварительно потренировать их, а затем, когда пони будут готовы для упражнений в медленной игре, передам их Робу. – Лес высказала вслух решение, которое только что пришло ей в голову.
– У тебя для этого терпения больше, чем нужно, это уж верно.
– Мне пришлось быть терпеливой, – улыбнулась Лес. – Я воспитала вас двоих.
– Но вот можешь ли ты удержаться с нами на прежнем уровне? – с вызовом спросила Триша и, толкнув лошадь ногой, послала ее в галоп.
Лес поскакала вдогонку. Они направлялись не к воротам в изгороди, окружавшей пастбище для коров, а к невысокому решетчатому забору. Когда до препятствия осталось расстояние в два лошадиныx корпуса, Лес собрала свою лошадь, готовя ее к прыжку. Почувствовав, что задние ноги гнедой напряглись, чтобы катапультировать ее в воздух, она пригнулась к шее лошади, слегка привстав на стременах. Затем Секвойя с всадницей взвились над изгородью, и Лес испытала восхитительное ощущение, словно они плывут в воздухе. Она переместила свой вес назад, чтобы помочь лошади сохранить равновесие, когда они вслед за пегой кобылкой Триши приземлились по ту сторону препятствия.
Бок о бок они понеслись по пастбищу, распугивая удивленных коров. В ушах свистел ветер и громом отдавался топот скачущих копыт, и Лес охватило ликующее ощущение свободы и полноты жизни. Когда они приблизились к краю пастбища, поросшему деревьями, Триша пропустила мать вперед. В роще лошади замедлили бег и вновь перешли на кантер, легкий галоп, – скакать во весь опор по тропинке, извивающейся между деревьев, было невозможно. Лес хорошо помнила эти места, куда когда-то ездила на охоту с отцом и его товарищами: она пригибалась, чтобы проехать под низко нависавшими над тропой ветвями, и посылала свою гнедую в воздух, перепрыгивая через упавшие стволы, преграждавшие путь.
Впереди показалась прогалина, пересеченная низкой каменной стеной. За ней лежало открытое поле, холмистое и по-зимнему бурое. Секвойя с легкостью взяла препятствие, перескочив через стену, и пустилась ровным галопом по пересеченной местности. Пегая кобылка догнала ее и поскакала рядом, и Лес увидела на лице дочери выражение того же страстного наслаждения стремительной скачкой, что испытывала она сама. Единственное, чего им не хватало, – это лая гончих собак, идущих по следу лисицы, да призывного звука охотничьего рожка, оповещающего, что преследование добычи началось.
На вершине поросшего травой пригорка Лес перевела свою гнедую на шаг, чтобы дать ей передышку. Триша сделала то же самое. Это место, находившееся примерно на полпути всей охотничьей трассы, Лес любила больше всего. Она разгорячилась и слегка запыхалась от пьянящей скачки. Гладя выгнутую дугой шею своей лошади, она не отводила глаз от раскинувшихся перед ними виргинских просторов, испещренных видневшимися то тут, то там темными остовами обнаженных зимних деревьев и первыми заплатами распаханных полей.
– Осенью здесь очень красиво, – сказала она Трише. – Поля – золотые, а деревья – ало-красные и оранжевые. Все словно горит огнем.