83 
– Газпром, конечно, должен иметь полную свободу и возможность продавать свой газ рядовым потребителям. Но пусть только они смотрят на это не с идеологической, а с экономической точки зрения. Мир изменился, и на конечного потребителя можно выйти и опосредованно: через систему распределения третьих фирм. Тарифы регулируются, в том числе и ЕС, так что сегодня нет опасности и риска не получить доступа к конечному потребителю. Надо задаться вопросом, почему сегодня другие крупные производители не пошли по этому пути. Statoil, Exxon, Shell сейчас не покупают, а продают свои транспортные системы. Для Газпрома было бы разумнее инвестировать в добычу газа, чем в продажу или выход на конечного потребителя. Как член совета директоров Газпрома, я считаю, что компании в первую очередь надо обеспечивать свою экономическую эффективность.
Бергман делает долгую паузу. Из готического собора, который виднеется в окне у него за спиной, слышится колокольный звон.
– Вопрос в том, что важное и что первостепенное. Я считаю, что для Газпрома – это добыча, реконструкция и санация сетей. Поэтому я большой сторонник вложения капиталов внутри России.
Мы спрашиваем, насколько рациональны те крупные инвестиции, которые делает Газпром внутри России. И Бергман, конечно, говорит, что они вполне разумны.
– Например, Сахалин. Приобретение долей в Сахалине, конечно, окупится. Это экономически целесообразно и разумно. Правда, надо отметить, что срок финансирования этих проектов очень долгий, доходы начнут поступать довольно поздно, и в связи с этим сильно возрастет задолженность Газпрома. Пока еще все это приемлемо, но в будущем это перерастет в ограничивающий фактор.
Бергман, как и положено члену совета директоров Газпрома, говорит о Сахалине осторожно. Между тем для европейцев то, что произошло на Сахалине в июне – сентябре 2006 года, стало важным символом их отношения к Газпрому.
Летом 2006 года Европа по-прежнему смотрела на Газпром с недоверием и подозрением. А в Москве как раз возникла обида на европейцев за их недоверчивость и подозрительность.
25 июля 2006 года Минприроды начало проверку деятельности оператора проекта «Сахалин – 2» компании Sakhalin Energy, 55 % акций которой принадлежит англо-голландскому концерну Royal Dutch Shell, остальные доли – японским Mitsui (25 %) и Mitsubishi (20 %). Российские власти говорили, что «проект опасен для окружающей среды», и 18 сентября глава Минприроды Юрий Трутнев подписал приказ, отменяющий положительное заключение экологической госэкспертизы проекта «Сахалин – 2», принятое в 2003 году. Иностранные СМИ обвинили Газпром в использовании административного ресурса с целью выдавить конкурентов из России. Доля Shell вскоре была выкуплена Газпромом.
Почти одновременно с Сахалином был решен и вопрос Штокмановского месторождения. В течение трех лет Газпром заманивал европейцев и американцев к участию в разработке этого проекта. Норвежские Statoil и Hydro, французская Total и американские Chevron и ConocoPhillips боролись за право стать партнерами Газпрома. Но жестокая осень 2006 года все повернула иначе. 9 октября глава Газпрома Алексей Миллер объявил, что Штокман не достанется никому. Из него будут осуществляться поставки газа по новому трубопроводу в Германию, а разрабатывать его будет сам Газпром. Это было похоже на пощечину.
Вскоре Владимир Путин еще раз пытался показать Европе, что несложившиеся отношения можно склеить.
В декабре 2006 года российский президент в ходе визита в Германию предложил Ангеле Меркель не только переориентацию почти всего (до 55 миллиардов кубометров из 70 возможных) газа Штокмана на Германию, но и «энергетический пакт». Фактически Германии предлагалось стать европейским центром дистрибуции газа: Газпром должен был поставлять газ, Германия – распределять и продавать. Ангела Меркель вежливо согласилась принять газ, но об «энергетическом пакте» не было сказано уже ни слова. Зато спустя месяц Ангела Меркель договорилась о создании энергоальянса с Францией – но без России.
Любовь между Европой и Газпромом закончилась. В качестве плодов этой недолгого и скандального романа на руках у Газпрома остались едва начатый «Северный поток» да Герхард Шредер за 250 тысяч евро в год.
Проблема на дне
Все то время, пока Газпром и Западная Европа выясняли отношения, внимания на Восточную Европу почти никто не обращал. А тем не менее Польша и страны Балтии продолжали активно выступать против проекта «Северного потока», заявляя, что на дне Балтийского моря имеются захоронения химического оружия, оставшиеся там еще с Первой мировой войны. Их реплики, в общем-то, никого не пугали. Но потом неожиданная помощь противникам «Северного потока» пришла со стороны Москвы.
83 
