Кремация была не хуже, чем семейные сборища на Рождество или время, проведенное в раздевалке с регбийной командой, в которой ты тоже играешь, но без всякого энтузиазма. Потом, когда все закончилось, мы вышли на улицу — около дюжины человек, которых смерть дядюшки собрала вместе. На улице было противно и жарко. Мы неловко сгрудились в кучу, читали надписи на венках и отпускали короткие замечания по поводу автомобилей друг друга. Я заметил, что на нескольких венках не было карточки с фамилией отправителя; может, это были венки от администрации крематория — чтобы мы, то есть безутешные родственники, не особенно огорчались при виде бедненького антуража «нашей» кремации.
Когда мы собрались ехать домой, Марион села за руль. Я сидел на переднем сиденье, держа на руках Эми и прислушиваясь к болтовне каких-то невразумительных родственников на заднем сиденье. Я немного поразмышлял о смерти дяди Артура, о том, что его больше нет — его просто не существует; сами собой мои мысли скатились к тому, что и меня тоже когда-то не будет. Я не думал об этом уже много лет. Не задумывался — и все. А потом вдруг понял, что размышляю об этом почти без страха. Я попробовал еще раз — теперь серьезнее, — пытаясь вызвать панический страх с упорством закоренелого мазохиста. Но ничего не добился; я был абсолютно спокоен. Эми что-то радостно лопотала и передразнивала рев двигателя. Жизнь казалась прекрасной.
В тот вечер — Марион сидела шила, а я читал книгу — мне почему-то вспомнился давешний разговор с Тони в саду. Я задумался, сколько мне еще осталось жить: тридцать лет, сорок, пятьдесят? И будут ли у меня в жизни другие женщины — кроме жены? Не ебись на стороне, чтобы не дать жене повода тоже пойти налево, — сказал тогда Тони. Но хватит ли меня на пятьдесят лет? И почему я до сих пор был верен жене — потому что мне все еще нравится заниматься с ней любовью (кстати, откуда это дурацкое «все еще»)? Стало быть, верность — следствие сексуального удовольствия? А если желание ослабевает и появляется timor mortis [140] — что тогда? И что, если в будущем тебе станет скучно с теми, кто рядом, и захочется новых, еще не затасканных впечатлений? В конце концов, секс — это тоже своеобразное путешествие. Охота к перемене мест.
— Помнишь ту вечеринку у Тима Пенни? — Я решил, что пришло время опровергнуть умозаключения Тони по поводу нашей с Марион семейной жизни.
— Мммм… — Марион даже не оторвалась от своего шитья.
— Так вот, там кое-что произошло. (Почему, интересно, я так разнервничался?)
— Мммм?..
— Я… я познакомился с девушкой, которая хотела со мной переспать. Буквально тащила меня в постель.
Марион на мгновение подняла голову, насмешливо взглянула на меня и снова вернулась к своему занятию.
— Это приятно, что не я одна считаю тебя привлекательным.
— Нет, я имею в виду — она действительно меня домогалась.
— Я ее понимаю.
Я ничего уже не понимал. Вообще я заметил, что всякий раз, когда мы с Марион начинаем говорить о чем-то по-настоящему серьезном, я никогда не могу предугадать, куда зайдет разговор. Я не имею в виду, что она меня не понимала; может быть, она понимала меня даже слишком хорошо… но у меня всегда возникало чувство, что меня перехитрили. Хотя я знал, что она не хитрит.
— Но я не поддался.
— …
— Она была очень хорошенькая, если честно.
— …
— Просто меня немного расстроила сама ситуация. — Черт, почему у меня такой слабый голос?!
— Крис, когда ты уже повзрослеешь? Она тебе просто понравилась, вот и все.
— Нет, не понравилась… дело не в этом. Наверное, я просто подумал, что вот нам обоим уже под тридцать… то есть вообще, как отвлеченное размышление… так вот, я подумал, может ли так получиться, что кто-то из нас переспит с кем-то еще.
— Ты имеешь в виду, переспишь ли ты с кем-то еще. — Это было похоже на то, как если бы ты разложил пасьянс, но тут кто-то пришел и смешал твои карты. И так — раз за разом. — И ответ будет: конечно, да, — сказала она, посмотрев на меня.
— Да ладно тебе…
Но почему я отвел глаза? Я уже чувствовал себя виноватым, как будто она разложила передо мной полароидные фотографии моих приключений на стороне.
— Конечно, у тебя будут какие-то женщины. Я имею в виду, не обязательно прямо сейчас и не здесь. Да, я очень надеюсь, что все-таки не в нашем доме. Но когда-нибудь потом. Я в этом даже не сомневаюсь. Когда-нибудь. Это же так интересно — слишком интересно, чтобы не попробовать.