Особенно,... 
72 
Оделся, крикнул хлопцам, что ухожу.
Они выбежали из воды и стали на берегу. Не просили остаться, не спрашивали, побуду ли я еще в Остре.
Я подошел к ним, поцеловал каждого в мокрую голову. Если б я мог плакать, так заплакал бы. Хлопцы были в капельках воды. Показалось, они только вышли из Бэлкиного живота. Мне стало неприятно.
Вопрос с деньгами оставался открытым.
Отвернулся от воды, крикнул Довиду:
— Так где гроши? Довид! Гроши где? Я тебя спрашиваю!
Довид не ответил. Перевернулся на живот и уткнулся лицом в песок.
Гриша подал голос:
— Я знаю.
Довид поднял голову и тут же опустил. Вытянул вперед руки со скрюченными пальцами, вроде хотел уцепиться за что-то. Не уцепился. Поднялся на локти и колени, потом на весь рост, развернулся и кинулся по направлению Гришки. Бежал с крепким разбегом. Я не успел сообразить. А он толкнул хлопца в воду, на мелкоту, правда, но сильно прижал ему спину двумя руками, Гришка лицом ушел в тину.
И страшно закричал:
— Тони, гад! Тони, я тебе говорю! До смерти тони!
Гришка махал руками и брыкался. Я кинулся на Довида, оттащил.
Басин сидел в воде, там, куда я его отшвырнул.
Вовка около него возился вроде без дела, но, по правде, гладил по рукам, по плечам, по спине. Хлюпал носом то в мою сторону, то в сторону брата.
— Ничего, хлопчики. Мы с дедушкой специально игру придумали. А вы и не знали. Про гроши дед давно рассказал. Я на минутку забыл. А ты, Гришка, что мне крикнул, я не расслышал?
— Ничего, — буркнул Гришка.
— Ну и молодец. Айда! Дед, вставай! Поведу тебя под ручку. Надо голову закрывать, как Зусель себе делает. Он дурной-дурной, а голову бережет. И ты береги.
Гришка первое время шел с оглядкой на меня. Собачонка побитая. Но скоро оглядываться перестал.
Я шел и ждал, что Довид подтянется. Оглянулся.
Довид тер лицо, грудь, где сердце.
Я вернулся вплотную.
Позвал Гришку. Тот подбежал.
Довид простонал:
— Мне посидеть треба. Трохи. Хлопцы сами доберутся. Ты им скажи.
Я сказал.
Выгреб из кармана немножко денег, засыпал Гришке в карман, проверил, нету ли дырки, засунул его кулачок туда же:
— Задание. Купите халвы или там что — по выбору.
Гришка преданно закивал головой.
— Спасибо, дядя Миша.
Вовка без благодарности припустил через будяки.
Я разъяснил Гришке:
— Дед отдохнет, мы с ним погуляем. Ты старший. Имей в виду. Не бойся. Я вас не брошу.
Довид сидел смирно. Когда я подошел, он уже владел собой. Вытащил из кармана штанов большую раскрытую ракушку — ту самую, что я у него отнял только-только.
— Ну что ты за человек, Довид. Я сказал — кинь.
Он кинул. Далеко не получилось, но из травы не блестело.
— И ладно. Забыли. Все прежнее забыли. Ты понимаешь, я мог бы Гришку тряхануть. Но я с детьми не связываюсь. Тем более в присутствии близких родственников. Вам вместе жить. Тебе его воспитывать дальше и впредь до конца. Он не мне про гроши хотел сказать. Он во мне отца увидел. Евсея. Он Евсею хотел сказать. Понял?
Довид кивнул всем туловищем. И ногой дрыгнул.
— Как же ты неосторожно поступаешь… Ребенок в курсе. Нельзя. По человеческим законам нельзя ребенка втягивать.
Довид молчал. Нога дрыгалась и дрыгалась. Правая. Он схватил ее руками и припечатал к земле.
— Идти не смогу. Ногу не чую.
Довид попытался встать. Упал. Попытался еще.
— Эх, инвалидная команда. Гроши, секреты… Сами на ладан дышат, а туда же.
Взвалил Довида на плечи и потащил. Не Зусель. Тяжелый.
За рощей встретилась подвода. Дотрясла до дома.
Гришки и Вовки не было. Я попросил мужика-возницу найти Файду, чтоб тот организовал фельдшера или кого-то подобного.
Примерно через час явился Мирон. С фельдшером, с подводой.
Довид лежал без ясного сознания. Прибежали хлопцы с халвой. С порога кинулись к деду угощать. Обмазали его всего, пока я их не отогнал с объяснениями, что дедушке плохо по здоровью и надо соблюдать тишину.
Зусель выглядывал из-за занавески с непонимающими возгласами.
Я попросил его подойти ближе к Довиду.
Зусель не подошел. Уцепился за материю и тянул, тянул вниз, пока веревочка не порвалась и он целиком не закрылся дырявой ряднинкой. С-под нее он продолжал свои непонимания, срывался на крик. Но не молился. Точно, не молился. Молитву я б различил.
72 
