57 
— Ты хочешь сказать, что собираешься разослать эти мерзкие фотографии знакомым Филиппа? — медленно спросила Виола, не веря своим ушам. — А я-то думала, ты пришел вымогать у меня деньги.
— В обмен на негативы? — Кевин посмотрел на Виолу с гаденькой улыбкой и отрицательно покачал головой. — Нет, моя прелесть, ты ошибаешься. У меня нет ни малейшего желания угодить в тюрьму за шантаж. И потом это было бы… слишком просто. Мне не нужны твои деньги, Виола. Мне нужно кое-что другое.
— И что же тебе нужно, скотина? — с ненавистью спросила она.
— Чтобы твоя свадьба с Филиппом Ланже не состоялась, — ответил Кевин с мстительной улыбкой, глядя ей в глаза. — Да, черт подери, именно это мне и нужно! Чтобы ты рассталась с Ланже, чтобы ты навсегда убралась из этого города и не мозолила мне глаза, чтобы я больше никогда, никогда не слышал о тебе! Потому что… — произнес он сдавленным от бешенства голосом, — потому что я ненавижу тебя, Виола Паркер. Ненавижу до помутнения мозгов, дьявол тебя разрази!
Виола посмотрела на него изумленно.
— Ты ненавидишь меня, Кевин? Но за что же?! Что я тебе сделала?! Ведь это ты причинил мне зло, а не я тебе!
— Я не знаю, за что я тебя ненавижу. Не знаю, сам не могу понять. Однако это так, и я ничего не могу с собой поделать. Ненависть к тебе просто душит меня, отравляет мне существование. Я целыми днями думаю только о тебе, не могу переключиться на другую тему. Ты даже стала мне сниться, черт бы тебя подрал! И потом, — добавил он, гневно сверкнув глазами, — дело не только в тебе, но и в этом богатом ублюдке Филиппе Ланже. Его я, пожалуй, ненавижу еще больше, чем тебя.
— Господи, а его-то за что?!
— За что? За то, что он богат, успешен, хорош собой! За то, что он живет в роскошном особняке — настоящем дворце, рядом с которым мой дом кажется жалким сараем! По-твоему, этого не достаточно, чтобы ненавидеть?
— Но Филипп Ланже ничего тебе не сделал!
— Не сделал? — Кевин саркастически рассмеялся. — А то, что он выкинул меня из твоего дома, как паршивую собаку, это, по-твоему, мелочи? Так, житейские пустяки? Этот ублюдок унизил меня, оскорбил, смешал с дерьмом! А все почему? Потому что у него есть деньги и власть! Только поэтому, а вовсе не потому, что он так крут!
Виола бросила на него недоуменный взгляд.
— Подожди, Кевин, о чем ты говоришь? Деньги… но ведь твоя семья тоже была состоятельной…
— Вот именно, что была, — со злостью процедил Кевин. — А теперь от нашего богатства остались одни огрызки.
— И в этом, конечно же, виноват Филипп Ланже!
— Нет, — Кевин досадливо поморщился, — в этом виновато мое невезение. Года полтора назад, чтобы поправить дела, я стал играть в казино. Сначала мне чертовски везло, и я увлекся, втянулся в это дело. Но потом, в один злосчастный вечерок, судьба сыграла со мной жестокую шутку. За какие-то два часа я все проиграл: машину, банковские сбережения, бабкино наследство… У меня не осталось ни одного доллара своих денег! А все почему? — Он сделал многозначительную паузу и торжественно, убежденно изрек: — Потому, что я нормальный, живой человек, а не бесчувственная машина, как твой разлюбезный Филипп Ланже.
Кевин бросил на Виолу обвиняющий взгляд, будто это она была виновата во всех недостатках ненавистного ему человека. Потом закурил и, нервно расхаживая по комнате, продолжал:
— Сколько раз, посещая казино, я встречал его там. Он тоже играл… но ни разу не увлекся, ни разу не вошел в азарт! Он всегда, всегда действует осторожно и расчетливо, всегда продумывает каждый свой шаг. И ему всегда и во всем чертовски везет. И за это я больше всего ненавижу его. Это несправедливо, черт подери! — воскликнул Кевин, в бешенстве топнув ногой. — Несправедливо, что одним достается все, а другим ничего! Филиппу Ланже всегда, с самого рождения во всем везло. Даже то несчастье, что случилось с его старшей сестрой, в конечном счете обернулось ему на пользу. Да, только на пользу, — повторил Кевин, с циничной ухмылкой посмотрев на Виолу. — Потому что благодаря смерти сестры ему достались все семейные сбережения. Он в двадцать лет стал себе хозяином, и никто, ни одна скотина не осмеливалась сказать ему слово поперек. Он всегда делал то, что хотел. А я, — с горечью добавил Кевин, — должен постоянно выслушивать нравоучения своего папаши, мерзкого, сварливого старикашки, которому уже пошел седьмой десяток, а он даже не собирается помирать. Я должен все время себя в чем-то ограничивать, делать то, что мне не нравится, отчитываться в каждом потраченном центе. А все потому…
57 
