Особенно,... 
77 
Когда все закончилось, Джессика далеко не сразу пришла в себя, она долго еще сидела и тихо плакала, понимая, что столкнулась с чем-то надчеловеческим, надмирным, недоступным никому в ее родной стране. Да и то, мало кто выдержит такую музыку и не сойдет с ума. Она вызывала в душе все чистое и доброе, заставляла стремиться вверх, забывая обо всем, а прежде всего — о выгоде. Заставляла становиться иным, непонятным никому вокруг. А это слишком много для человека. Особенно, для человека, который просто хочет жить. Не выжить ему с очищенной душой, затопчут и разорвут в клочья, объявят еретиком, забьют камнями или сожгут. Таковы люди, как ни горько это признавать…
Еще одно поняла Джессика, слушая невероятную музыку. Никому она не отдаст Ариана, даже памяти мертвой женщины. Она станет бороться за свою любовь и добьется ее. Во что бы то ни стало добьется! И безразлично, какую цену за это придется уплатить. Раз уж выпала такая странная судьба, то сдаваться нельзя, надо драться до конца, забыв обо всем. И неважно, кто ее любимый — человек, ангел или демон. Важно, что она любит его больше жизни. Вот и все.
— Хотите вина? — подсела к графине белокурая Реника.
— Благодарю, — наклонила голову Джессика. — Можно немного.
На столике перед ней возник бокал с розовым вином. Девушка пригубила и удивленно приподняла брови — чудный букет, никогда не доводилось пробовать ничего подобного, даже в замке принца.
— А ведь вы его любите… — внезапно сказала Реника.
— Кого? — растерялась графиня.
— Ари.
— Люблю, — горько усмехнулась Джессика. — Только я ему не нужна.
— Здесь все не так просто, как может показаться, — поморщилась белокурая. — Понимаете, если Бард вступит в интимную связь с человеком, человек умрет. Не выдержит, сгорит.
— О, боже… — у графини от такого известия затряслись руки, она сразу многое поняла в поведении мужа. — Неужели все так страшно?
— Даже хуже, — обреченно вздохнула Реника. — Иногда встречаются редкие люди, способные стать Проводниками. Их связь с Бардом не убивает, а делает Связующими этого Барда. Но в этом случае любовь должна быть взаимной, так как их души объединяются, становятся единым целым. У них не остается ни одной скрытой друг от друга мысли или чувства. Понимаете?
— Если честно, не очень, — призналась девушка.
— Это трудно понять. Но я продолжу. Даже в таком случае у Барда со Связующим есть одна-единственная ночь. После этого их связь становится только духовной, иначе невозможно. В вашем языке нет достаточно адекватных понятий, чтобы объяснить такие вещи.
— Мне только неясно почему вы мне все это говорите, — подозрительно прищурилась Джессика.
— Почему? — опустила голову Реника. — Да потому, что Ирика умирала у меня на руках. Перед смертью она попросила меня передать эту запись женщине, для которой Ариан станет всем. Женщине, любящей его и способной стать его Связующей.
Она положила на столик небольшой матовый кристалл.
— А я способна? — сами собой сжались кулаки графини.
— Да, — мрачно взглянула на нее Реника. — Вы из тех редких женщин, что способны. И вы, как я вижу, намерены бороться за свою любовь
— Намерена.
— Учтите только, это страшная судьба — быть Связующей. Это такая боль, которой вы себе и представить не можете.
— Боль? — коснулась губ Джессики насмешливая ухмылка. — Всего лишь боль? Я ее не боюсь.
— А зря, — укоризненно покачала головой Реника. — Вы говорите так, потому что не знаете, о чем говорите. Что ж, вот вам еще одна запись. Запись эмоций. Тоже от Ирики. Не решайте ничего, пока не наложите ее на себя и не прочувствуете. Иначе все последующее станет очень неприятным сюрпризом.
— Благодарю, — покивала графиня, размышляя над услышанным.
— К тому же, я не уверена, что вам удастся пробить стену, возведенную Ари вокруг своей души. Они с Ирикой были вместе около семисот лет, ее потеря оказалась для него слишком большим ударом.
— Семисот лет?! — потрясенно переспросила Джессика. — Создатель Пресвятой…
— Именно так, — развела руками Реника, отпила немного вина и откинулась на спинку кресла. — Мы все вам крайне благодарны, Ари ожил с вашим появлением, немного, но ожил. Раньше вытащить его куда-нибудь было просто невозможно — днями сидел, уставившись в одну точку, и ни с кем не желал разговаривать.
— Но он и со мной-то говорить не хочет, — понурилась графиня. — Только гитару постоянно терзает, стоя у портрета Ирики…
77 
