— Проголодалась? — улыбнулся Клэй, заметив нетерпение в ее глазах.
— Еще как, — ответила девушка и вскрыла хрустящий пакет с соленым печеньем. — Если ты помнишь, — лукаво подмигнула она, — наш завтрак был более чем легким.
Клэй засмеялся.
— Не согласен, просто это зависит от того, кто и что именно предпочитает после сна.
Пейдж покраснела, и мужчина нежно погладил ее по руке. Каждый раз, когда он смотрел на нее, говорил с ней, дотрагивался до нее, то ловил себя на мысли, что снова и снова желает обладать ею. Но не только физически. Душевная близость была для него не менее важной. Клэй чувствовал, что их связь с каждой минутой становится глубже, значительней, гармоничней.
Теперь ему и подумать было страшно, что Пейдж может уехать. Такой потери ему не пережить.
Ну, хватит о плохом, приструнил он себя и встал.
— Ты куда? — удивилась Пейдж.
— Сейчас вернусь.
Он вышел на опушку леса, за которой простирался луг, пестревший цветами: нежные незабудки, лиловые, розовые колокольчики, клевер, лютики. Букет получился на славу.
Но Клэю он показался слишком скромным. Ей следовало бы подарить три дюжины бордовых роз, что, по его мнению, больше соответствовало моменту. Он хотел было выбросить цветы, но Пейдж окликнула его, а через минуту увидела его рядом.
Положив букет к ее ногам, мужчина сел напротив.
— Какая прелесть, Клэй, спасибо. — Девушка взяла цветы и поднесла к лицу, вдыхая их аромат.
— Я должен уставить букетами всю твою комнату, чтобы показать, как много ты значишь для меня.
— Роскошь и помпезность подарков не всегда свидетельствуют о силе чувства. Важен не подарок, а… Посмотри, как они милы.
Клэй знал, что она говорит правду, и его душа еще шире распахнулась навстречу ей.
— Спроси меня о чем-нибудь, Пейдж. Мне так хочется поделиться с тобой.
— Расскажи о своем отце, — подумав, попросила Пейдж.
Клэй прислонился к широкому стволу дерева, немного помолчал, потом заговорил:
— Когда все это случилось, маме и сестре поначалу трудно было осознать и смириться со всем. Но в конце концов они приняли трагедию как данность. И дружно взялись за дело: учили меня, ухаживали, проводили долгие часы у моей постели. Не всякий профессионал смог бы такое выдержать.
— Ими двигала любовь к тебе, — заметила девушка.
— Я понимаю, — согласился Клэй. — И мне никогда не воздать им за тот подвиг, который они совершили, спасая меня. Но вот отец… Он не хотел верить, что память уже не вернется ко мне, и, что самое парадоксальное, обвинял в этом меня, считал, что то ли я ленюсь, то ли недостаточно стараюсь, чтобы поправить дело. Смех сквозь слезы. — Улыбка Клэя была горькой. — Даже после заключительного обследования, когда профессора констатировали, что надежды нет, он все равно отказывался в это верить и решил, что меня нужно подвергнуть гипнозу. Я прошел и через это, но…
Клэй устремил свой взгляд в лесную даль, страдая от того, что воспоминания об отце по-прежнему причиняют ему боль.
— В принципе, — Рэйнольдс пожал плечами, — его можно понять. Отец хотел вернуть сына, которого знал и который знал его. Поэтому он даже отдалился от мамы и сестры. Отношения между мамой и им стали натянутыми. Кстати, и это тоже послужило причиной того, почему я покинул Рейстерстаун. Я не хотел быть яблоком раздора и предпочел удалиться. Не хватало, чтобы еще и семья распалась.
— Но теперь у них все в порядке? — спросила Пейдж.
— Похоже, — ответил Клэй. — С Триш мы никогда не говорим об этом. Но о разводе родителей, слава Богу, даже и речи нет.
— Ты считал себя ответственным за благополучие их брака? — участливо спросила Пейдж, и глаза их встретились.
— А я и был ответственным за все это.
— Я понимаю тебя, — Пейдж снова поднесла к лицу полевые цветы.
— Я очень хочу, чтобы ты и Триш познакомились и, может быть, подружились.
— Это совпадает и с моим желанием, Клэй, — улыбнулась девушка.
— Родители устраивают прием в честь ее помолвки. Хочешь, пойдем туда вдвоем? — В его вопросе слышалась просьба.
— С удовольствием, — ответила Пейдж.
— А знаешь, какое теперь самое большое удовольствие для меня? — Лицо Клэя озарила лукавая улыбка. Он придвинулся к ней, вытянул из букета маленький голубой цветок и вставил его в ее волосы. Лепестки ярко выделялись на фоне темных волос, подчеркивая синеву женских глаз. — Целовать тебя до умопомрачения, до тех пор, пока мы оба не обессилеем от ласк.