61 
– Я вам это говорю не просто так, сам баловался! Только мы в Петрограде баловались кокаином, революционный этакий порошочек. Немногие из моей тогдашней компании дожили до сегодняшнего дня. – Иванов посмотрел на Сорокина. – Вот что, Михаил Капитонович, можно я вас буду звать просто Миша? Для простоты общения, да я и старше вас на двадцать лет!
Михаил Капитонович кивнул.
– Вот и отлично! Про десятского забудьте, я у китайцев его отбоярил, перебьются, косоглазые, безвинно нашего брата русского сажать. Хотя, конечно, он виноват. Давайте ещё раз посмотрим список. Вот вам бумага и перо, сделайте точный перевод. Да только точный, как только вы и я под ним подпишемся, он сразу станет судебным доказательством, а если не точный – он превратится в лжесвидетельство. Понятно?
Сорокин кивнул.
– Тогда приступайте.
С переводом Михаил Капитонович справился быстро.
– Вот! – сказал он и передал лист Иванову.
Тот взял его и стал читать:
– «Пальто шерстяное, тёмно-синее, с меховым воротником, соболь», это нам ничего не даёт, мех отпорют и продадут отдельно, где его искать, а пальто перекрасят; «пальто из тонкой шерсти, тёмно-зелёное на меховом подбое», это лучше, этот мех не отпорют, будут так продавать; «джемпер домашней вязки, синий, с косами», а это совсем хорошо! Хотя постараются тоже перекрасить! А что такое «с косами», не знаете?
– Нет, тут написано «с косами», я так и перевёл!
– Правильно, так и надо, спросим, есть у кого! «Жакет клубный «Фиалка» светло-серый», это тоже хорошо, это значит двубортный с металлическими пуговицами и фиалкой на нагрудном кармане. Так… юбки они и есть юбки, ещё два джемпера: жёлтый и меланж – это интересно, дальше снова юбки… – Иванов оторвался от текста. – Думаю, хозяйка не захотела забирать с собою весь гардероб и отдала эти вещи горничной! Зачем? Попросила продать или подарила?
– Если подарила… или продать… то горничной не нужно было бы составлять список, – сказал Михаил Капитонович.
– Хорошая догадка, поздравляю, хотя с гостиницей англичанка… рассчиталась!
– А может быть, она снова вернётся? – осторожно спросил Михаил Капитонович.
– Может быть, может быть, – задумчиво ответил Иванов и подколол к пачке бумаг сделанный Сорокиным перевод. – Подписались?
Сорокин указал пальцем.
– Хорошо! Надо бы допросить журналиста Ива́нова… А вы с ним каким образом знакомы?
Сорокин рассказал об обстоятельствах знакомства с журналистом. Иванов во время рассказа и ещё какое-то время молча сидел и смотрел на Сорокина, потом скинул с плеч на спинку стула пальто и произнёс:
– А я как посмотрю, одёжка-то на вас с чужого плеча!
Сорокин почувствовал себя неловко.
– Наверное, ненадолго хватило денег, что вам дал Гвоздецкий?
Михаил Капитонович об этом не думал, а сейчас осознал, что вид у него, скорее всего, жалкий, и впервые за много лет почувствовал себя школяром, которого, хотя и мягко, отчитывает учитель. Такого он не испытывал давно, и совсем по-другому – чувство жалости к себе возникало в нём в присутствии опытных боевых командиров, которые делали всё, чтобы погибло как можно меньше других людей, а ты ещё такой неумелый и зелёный. Там оно, это чувство, превращалось в злость, в желание преодолеть себя, победить страх и неумелость, и вдруг оно снова возникло… почему? И он вспомнил, как всегда тщательно за внешностью в его семье следила мама… А Элеонора? Если бы она его увидела в Фуцзядяне? Он тряхнул головой.
– Ничего, ничего! Я, как видите, тоже от Гвоздецкого ушёл, можно сказать, сбежал, только не из-за денег, их было достаточно…
– А отчего? – Сорокин почувствовал облегчение оттого, что Иванов переменил тему.
– Бесполезно это всё! Люди гибнут за какие-то клочки бумаги, на которых написан, под видом страшно секретных сведений, в общем-то жалкий лепет! Поэтому и ушёл. Я же профессиональный сыщик, а потом уже делопроизводитель отдела контрразведки. А Гвоздецкий, он не контрразведчик, а инженер, вот и получается, что каждый должен заниматься своим делом. А вы что умеете?
Сорокин снова сжался от возникшего ощущения собственной малости и жалости к себе и опустил голову.
– Что-то вы, голубчик, размямлились, не может же быть, чтобы вы ничего не умели? Вы же боевой офицер, да ещё английским языком владеете.
Сорокин на эти слова только развёл руками и посмотрел на Иванова.
– Нуте-с, ладно! – Иванов накинул пальто на плечи. – Что это я вам тут воспитательную беседу учинил, давайте-ка мы лучше с вами сходим, – он вскинул глаза на Михаила Капитоновича, – поужинаем!
61 
