Особенно,... 
29 
Миссис Шандлер отклонила самый маленький, средний, а потом и самый большой номер с одной спальней.
— Ничего из этого не годится. Боюсь, мы зря тратим время.
Они спустились на второй этаж. Доктор Лейн повернулся и увидел приближавшуюся к ним Одиль под руку с миссис Причард, выздоравливающей после операции на ноге. Она им улыбнулась, но, к облегчению Лейна, не остановилась. «Даже Одиль порой соображает, что лучше не вмешиваться», — подумал он.
Сестра Маркей сидела за столом дежурной. Она улыбнулась им широкой профессиональной улыбкой. Лейну хотелось до нее добраться. Сегодня утром миссис Шипли сообщила, что собирается поставить замок с щеколдой на свою дверь.
— Эта женщина воспринимает закрытую дверь как вызов, — заявила она.
Они миновали комнату миссис Шипли, горничная только что закончила там уборку, и дверь была широко открыта. Миссис Шандлер заглянула и остановилась.
— О, как прелестно, — сказала она искренне, разглядывая просторный альков с камином в стиле Ренессанса.
— Входитe, — пригласил доктор Лейн. — Знаю, что миссис Шипли возражать не будет. Она в парикмахерской.
— Tак далеко. Я чувствую себя взломщицей, — Миссис Шандлер оценила спальню и великолепный вид на океан с трех сторон. — Думаю, что это самый подходящий вариант, — сказала она ему. — Сколько такой стоит?
— Триста пятьдесят тысяч долларов.
— Эта сумма мне подходит. Есть еще такие? За эти же деньги, конечно?
— В данный момент нет. — сказал он и добавил:
— Но почему вы не написали заявление? — Он улыбнулся. — Нам очень хотелось бы видеть нас нашей гостьей когда-нибудь.
27
Дуглас Хансен обворожительно улыбнулся Коре Гебхарт, седовласой семидесятилетней старушке, искренне наслаждавшейся устрицами с тушеным индивием, которые она заказала на обед.
Она была болтушка, не такая, как другие, перед которыми ему приходилось источать любезности ради необходимой информации. Миссис Гебхарт открывалась ему как подсолнух, и он знал, что, когда подадут кофе, она будет доверять ему полностью.
«Всеобщий любимый племянник» — так назвала его одна из женщин, и ему хотелось быть, именно таким — нежно-заботливым тридцатилетним мужчиной, который осыпал их трогательными пряностями, каких они не знали годами.
Интимное cплетничаниe зa обедами в ресторанах с прекрасной кухней, как этот, у Бучарда или в «Чарт Хаузс», где можно было любоваться прекрасным видом и наслаждаться отличными омарами. Обеды сопровождались коробкой конфет для тех, кто заказывал десерт; цветами для тех, кто доверял ему свои старинные любовные истории; и даже прогулками под ручку по Оушн-драйв для последней вдовушки, которая вспоминала, как они с мужем подолгу гуляли каждый день. Он знал, как угодить.
Хансен очень уважал этих женщин за их ум и проницательность. Он предлагал им акции на условиях, которые могли себе позволить люди с умеренными возможностями. Однажды он даже провел сделку, которая чуть не провалилась, но в итоге оказалась выигрышной. А теперь, в поддержку своей репутации, он предложил возможной клиентке позвонить миссис Альберте Даунинг из Провиденс, чтобы та подтвердила, что Хансен отличный эксперт.
— Миссис Даунинг вложила сто тысяч и за неделю получила триста тысяч долларов, — рассказывал он кандидатам в клиенты. Это была чистая правда. Поначалу ему казалось катастрофой, что акции были искусственно раздуты в последний момент, а миссис Даунинг приказала продать их вопреки его совету. Им пришлось выручать деньги для уплаты налога, но теперь, по крайней мере, у него была настоящая, честная рекомендация.
Кора Гебхарт изящно доела свой обед.
— Отлично, — объявила она, потягивая из стакана шардоне. Хансен хотел заказать целую бутылку, но она решительно заявила, что ее норма — один стакан на обед.
Дуглас опустил нож на тарелку, а вилку аккуратно уложил рядышком острыми кончиками вниз, европейский стиль.
Кора Гебхарт заметила:
— Именно так мой муж всегда клал вилку. Вы учились в Европе?
— Начинал в Сорбонне, — ответил Хансен с нарочитой небрежностью.
— Как замечательно! — воскликнула миссис Гебхарт и сразу перешла на беглый французский, за которым Дуглас отчаянно не успевал.
Через несколько мгновений он поднял руку и улыбнулся.
— Я свободно читаю и пишу по-французски, но прошло одиннадцать лет, боюсь, я немного отстал, — сказал он и добавил по-французски:
29 
