17 
Какая грязная ложь! Меня передернуло от возмущения.
— Единственная ошибка Роба — что он поддался панике, когда нашел тело Андреа Кавано. Он поехал домой, даже не подозревая о том, что в его машине лежит орудие убийства, а кровь Андреа уже впиталась в багажник. Роб был настолько испуган, что в ту же ночь сунул брюки, рубашку и пиджак в стиральную машину.
Но не настолько, чтобы положить туда гору отбеливателя, в надежде вывести пятна крови, подумала я.
Камеру перевели на журналиста Си-эн-эн.
— Вместе с нами из своего дома в Олдхэме эту трансляцию смотрит детектив в отставке Маркус Лонго. Мистер Лонго, что вы думаете о заявлении мистера Небелза?
— Это чистая фальсификация. Роба Вестерфилда признали виновным в убийстве, потому что он виновен в убийстве. Я понимаю горе его семьи, но подобная попытка свалить всю ответственность на невинного человека с умственными проблемами просто отвратительна.
Браво, подумала я, живо вспоминая, как много лет назад мы с детективом Лонго сидели в гостиной и он объяснял мне, почему я должна выдать секрет Андреа.
Сейчас этому мужчине с вытянутым лицом, тяжелыми темными бровями, римским носом и остатками волос, серо-пепельной дымкой обрамляющих голову, перевалило уже за шестьдесят. При этом весь его внешний вид исполнен такого чувства собственного достоинства, что весь разыгранный перед нами цирк казался еще более нелепым.
Лонго все еще жил в Оддхэме. Я решила, что как-нибудь обязательно ему позвоню.
Пресс-конференция закончилась, и люди стали расходиться. Ко мне подошел администратор, серьезный молодой человек, по виду только что закончивший колледж:
— Вас устраивает номер, мисс Кавано?
В это время мимо дивана, на котором я сидела, как раз проплывала официантка. Развернувшись, она окинула меня пристальным взглядом, как будто спрашивая, не родственница ли я той самой убитой девушки, фигурировавшей в деле Вестерфилда. Первое предвестие того, что, если я решу задержаться в Оддхэме, остаться в тени мне не удастся.
Что ж, пусть будет так, подумала я. Долг прежде всего.
13
Миссис Хилмер жила все в том же коттедже дальше по улице. Теперь между ним и домом, в котором мы прожили несколько лет, стояло еще четыре постройки. Похоже, нынешние владельцы нашего старого жилища воплотили в жизнь мечту моей матери. Коттедж расширили с торца и в стороны. Если и раньше это был внушительный фермерский дом, то теперь передо мной возвышалось поистине великолепное здание, вместительное, но не лишенное определенной красоты, с белоснежными досками обшивки и темно-зелеными ставнями.
Проезжая мимо него, я снизила скорость и, решив, что в это тихое воскресное утро меня вряд ли кто заметит, остановилась.
Деревья заметно выросли. В этом году на северо-востоке выдалась теплая осень, и, несмотря на то что уже похолодало, на ветвях все еще пестрели золотые и пурпурные листья.
Нашу гостиную расширили. Любопытно, а что со столовой, задумалась я. И вдруг снова очутилась там с коробкой столового серебра в руках — или это было серебряное блюдо? — рядом с Андреа, которая аккуратно сервировала стол. «Сегодня у нас почетный гость — лорд Малькольм Бигботтом».
Меня заметила миссис Хилмер. Не успела я выйти из машины, как дверь ее дома открылась, и через пару секунд меня уже заключили в горячие крепкие объятия. Миссис Хилмер осталась все той же маленькой миловидной толстушкой с материнским выражением лица и живыми карими глазами. Теперь ее русые волосы стали совсем седыми, а вокруг глаз и рта появилась сеточка морщин. Но в общем она не изменилась. На протяжении долгих лет миссис Хилмер присылала матери открытки на Рождество, подробно рассказывая обо всех новостях, а мама, которая никогда не любила открытки, писала ей ответные письма, в которых выставляла в лучшем свете наш очередной переезд и расхваливала мои успехи в школе.
Я сообщила миссис Хилмер о смерти матери и получила теплый ответ с соболезнованиями. После переезда в Атланту я не написала ей ни строчки, а если сама она и посылала мне какие-то письма или праздничные открытки, то все они возвращались. В наше время почта не слишком усердно разыскивает адресата.
— Элли, какая ты высокая, — улыбнулась, почти смеясь, миссис Хилмер. — А была совсем крошка.
— Я подросла в старших классах, — объяснила я.
Вскоре на плите уже закипал кофе, а на столе лежали горячие булочки с черникой. По моей просьбе мы остались на кухне и уселись за стол. Следующие несколько минут миссис Хилмер рассказывала мне о своей семье. Ее сына и дочь я почти не знала. Когда мы переехали в Олдхэм, у обоих уже были свои семьи.
17 
