При этих словах Пэт почувствовала себя как рыба в воде. Ей часто приходилось преодолевать сопротивление будущих героев передач, не желающих, чтобы посторонние вторгались в их личную жизнь.
— Да, сказал, — призналась она. — Но я надеюсь, что вы все-таки останетесь довольны результатом.
— Именно поэтому я и согласилась обдумать ваше предложение. Буду совершенно откровенна: я предпочитаю работать с вами и Лютером, а не дожидаться, пока другая телесеть состряпает собственную версию, без моего ведома и согласия. Но все равно я жалею о старых добрых временах, когда политик мог просто заявить: «Я настаиваю на своем сценарии».
— Эти времена прошли. По крайней мере для тех политиков, которые чего-то стоят.
Сенатор потянулась к ящику стола и достала портсигар.
— Я никогда не курю на людях, — заметила она. — Лишь однажды — единственный раз, представляете? — какая-то газета напечатала мою фотографию с сигаретой в руке, и я получила десятки раздраженных писем от избирателей из моего округа. Родители возмущались, что я подаю дурной пример их детям. — Она протянула руку с портсигаром через стол. — Вы не хотите?..
Пэт покачала головой.
— Нет, благодарю вас. Отец просил меня не курить до восемнадцати лет, а когда я повзрослела, мне расхотелось пробовать.
— И вы не дымили тайком где-нибудь за гаражом или в туалете?
— Нет.
Сенатор улыбнулась.
— Это обнадеживает. Сэм Кингсли разделяет мое великое недоверие к журналистской братии. Вы знакомы с ним, не правда ли? Он заверил меня, что в смысле умения держать слово вы отличаетесь от большинства телевизионщиков.
— Очень любезно с его стороны, — заметила Пэт, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Сенатор, я полагаю, что кратчайший путь к взаимопониманию — откровенность. Расскажите мне, почему идея программы вам так неприятна. Если я буду знать заранее, что вы считаете недопустимым, мы сэкономим массу времени.
Лицо Абигайль Дженнингс приняло задумчивое выражение.
— Почему-то ни один репортер не удовлетворен информацией о моей личной жизни. Я овдовела в тридцать один год. После смерти мужа заняла его место в конгрессе, потом меня избрали в сенат. Возможно, поэтому меня не покидает чувство, будто мы с мужем по-прежнему вместе. Я люблю свою работу, она в каком-то смысле заменяет мне семью. Но, разумеется, я не могу со слезами на глазах поведать миру о первом школьном дне маленького Джонни, потому что у меня никогда не было детей. В отличие от Клер Лоуренс я не могу сфотографироваться с армией внуков. И, предупреждаю вас, Пэт, я не допущу, чтобы в вашей программе фигурировала фотография, где я красуюсь в купальнике, туфлях на шпильках и в короне из фальшивых бриллиантов.
— Но вы же были «Мисс штат Нью-Йорк». Нельзя просто отмахнуться от этого факта.
— Вы полагаете? — синие глаза сенатора полыхнули огнем. — А вам известно, что вскоре после смерти Вилларда какая-то газетенка напечатала фотографию, сделанную в момент коронации, и снабдила ее подписью: «А главный приз — место в конгрессе?» Губернатор едва не изменил свое решение назначить меня на должность Вилларда до конца срока. Только Джек Кеннеди смог убедить его, что я работала бок о бок с мужем с первого дня его избрания. Если бы Кеннеди не имел такого влияния, я скорее всего здесь сейчас не сидела бы. Нет, благодарю вас, Пэт Треймор. Никаких фотографий с того конкурса! Лучше начните передачу с тех времен, когда я училась на последнем курсе Ричмондского университета, с замужества и участия в первой предвыборной кампании Вилларда. Именно тогда началась моя жизнь.
«Нельзя же притворяться, — подумала Пэт, — что первых двадцать лет твоей жизни просто не существует, и зачем это нужно?» Вслух же она сказала:
— Я нашла одну старую фотографию, где вы сняты перед вашим домом в Эйпл-Джанкшене. Я хотела использовать ее в рассказе о вашей юности.
— Пэт, я никогда не утверждала, что это мой дом. Я говорила, что жила там. В действительности моя мать работала у Сондерсов экономкой, и у нас была маленькая квартирка в задней части дома. Пожалуйста, не забывайте, что я — сенатор от Виргинии. Семья Дженнингсов занимала видное положение на виргинском побережье еще во времена короля Якова. Свекровь до конца жизни называла меня «янки, укравшая Вилларда». Я приложила огромные усилия, чтобы меня считали Абигайль Дженнингс из Виргинии и забыли про Абигайль Форстер из глубинки штата Нью-Йорк. Давайте оставим все как есть, ладно?