Особенно,... 
27 
«Бойня, – прочитал он. – Массовое убийство большого числа людей или животных; кровавая расправа, резня, побоище; также, устаревшее, – трупы павших в бою».
– Довольно точно, – произнес он вслух, хотя в комнате находился один.
Побоище и резня со стороны критиков. Кровавая расправа со стороны зрителей. И бездыханные тела актеров, музыкантов и постановочного состава, которые душу вложили, чтобы произвести шумную сенсацию.
Он поставил на место тяжелый словарь, снова уселся за стол и обхватил голову руками. «Я не сомневался, что постановка будет удачной. Я так был в этом уверен, что пообещал даже нести личную ответственность за половину инвестиций, вложенных некоторыми толстосумами. Как же я теперь это сделаю? Доход от патентов не поступает уже несколько лет, а фонд связал себя многими обязательствами. Я говорил Грегу, что, на мой взгляд, Клей и Дуг чересчур упорно проталкивают эти гранты на исследования в области психического здоровья и кардиологии, однако он твердил, чтобы я занимался своим делом, и еще заметил, что я сам много получаю на мои театральные проекты. Как я скажу им, что сейчас мне надо больше? Намного больше!»
От беспокойства он не мог усидеть на месте и снова вскочил. В прошлый понедельник состоялась премьера мюзикла-феерии, и в тот же вечер спектакль был снят. Неделю спустя он все еще подсчитывал, во что ему обошлось это фиаско. Один из критиков писал: «Питер Гэннон добился успеха в продюсировании небольших постановок для внебродвейского показа, однако его третья попытка представить мюзикл обернулась оглушительным провалом. Бросьте это, Питер».
«Бросьте это, Питер, – с горечью сказал он себе, открывая маленький холодильник позади стола и вынимая оттуда бутылку водки. – Чуть-чуть, – пообещал он опять же себе, отвинчивая крышку и доставая с подноса бокал. – Знаю, что слишком много пью, знаю».
Он налил неполный бокал водки, добавил кубики льда, потом поставил бутылку на место, закрыл холодильник и снова сел, откинувшись в кресле. «Или, может, мне все-таки стоит пуститься в запой, – подумал он. – Наклюкаться. Ну нет. Быть не в состоянии связать пару фраз. Потерять способность соображать и только забыться пьяным сном, после которого раскалывается голова».
Он сделал большой глоток, а свободной рукой потянулся к телефону. Бывшая жена Сьюзен оставила ему сообщение с сожалениями по поводу того, что постановку сняли. Любая другая «бывшая» порадовалась бы в душе его провалу, подумал он, но Сью не хотела этого.
«Сью. Еще одна постоянная боль. И не думай звонить ей. Слишком тяжело».
Не успел он отвести руку от телефона, как раздался звонок. Когда высветился номер звонившего, у Питера возникло искушение не отвечать. Однако он понимал, что этим ничего не решишь, поэтому снял трубку и пробурчал приветствие.
– Я ждала, что ты свяжешься со мной, – послышался недовольный голос.
– Я собирался позвонить. Был страшно занят.
– Дело не в телефонном звонке. Я про твой долг. Задерживаешь.
– Я… у меня… сейчас… нет столько, – прошептал Питер сдавленным голосом.
– Так достань… или…
На том конце бросили трубку.
21
Проснувшись во вторник утром, Оливия Морроу почувствовала себя так, словно во время сна небольшой запас остающейся у нее энергии сошел на нет. По какой-то необъяснимой причине в памяти у нее возникла сцена из «Маленьких женщин»[4], любимой книги ее отрочества. Девятнадцатилетняя Бет, умирающая от туберкулеза, говорит старшей сестре, что знает – она не поправится, время ее вышло.
«Мое время тоже вышло, – подумала Оливия. – Если Клей прав – а мое тело подсказывает мне, что он прав, – мне остается меньше недели. Что мне теперь нужно сделать?»
Собрав оставшиеся силы, она медленно встала, надела халат и пошла в кухню. Пройдя совсем немного, она так сильно устала, что не смогла дотянуться до чайника, поэтому присела на стул, чтобы отдышаться. «Кэтрин, – молила она, – направь меня. Дай мне знать, как поступить».
Через несколько минут она смогла встать, заварить чай и составить планы на день. «Я хочу вернуться в Саутгемптон, – подумала она. – Интересно, там ли еще дом Гэннона и коттедж, где жили мы с мамой и Кэтрин…»
На кладбище в Саутгемптоне во внушительной усыпальнице покоилось несколько поколений Гэннонов. Алекс тоже был там погребен. «Нет, у меня нет ощущения, что он ждет меня в том мире, – с грустью подумала она. – Его любовью была Кэтрин, но когда она умерла, то наверняка не рассчитывала на воссоединение с ним. Или все-таки рассчитывала?»
27 
